Когда это закончится? закричала я, и Сергей, будто актёр, тяжело вздохнул, опустив взгляд на холодный пол.
Татьяна, зачем ты кричишь? пробормотал он, уклоняясь от моего взгляда. Мама не просит столько.
Не так ли? Ты действительно считаешь, что ещё один перевод для Веры Петровны пустяковое дело? Мы елееле сводим концы с концами уже три месяца!
У неё трудные времена, попытался оправдаться Сергей, но я резко прервала его.
У неё всегда «трудные времена». А у нас что?
Мы стояли в узком коридоре нашей однокомнатной квартиры, стены, казалось, передавали каждый шёпот соседям. Я была полна гнева и усталости, накопившихся годами.
Ты опять эгоист, бросил Сергей. Это моя мать, ты разве не понимаешь? Она звонила и говорила, что не может оплатить коммунальные услуги
А как ей их платить, если она вообще не работает? Разве ктото не предлагал ей работу в библиотеке? Предложили, а она отказалась! Сидит дома, а потом звонит: «Серёжа, помоги!» Ты переводишь деньги, а мы считаем каждую копейку!
Гнев переполнял меня. Я поняла, что больше не могу притворяться доброй невесткой.
Хорошо, сказал он, хмурясь. Если ты откажешься поддерживать мою маму, может, нам стоит подумать о раздельных путях? Иначе в чём смысл?
Ты грозишь разводом? бросила я, с ноткой сарказма. Делай, посмотрим.
Он схватил пиджак, замешкавшись, будто ждал, что я его остановлю. Я стояла, руки на бёдрах, тяжело дыша. Всё казалось знакомым, но теперь в его голосе прозвучала решимость.
Ладно, пробормотал Сергей, медленно надев рукава. Пойду к друзьям остыть. Завтра поговорим.
Не возвращайся, ответила я, наблюдая, как он уходит.
Он повернулся, хотел чтото сказать, но бросил дверь. Оставшись одна, я почувствовала одновременно гнев, боль и странное облегчение.
Это не началось вчера, неделя назад или месяц назад.
Мы познакомились на ярмарке в парке Горького, где вместе волонтёрствовали на благотворительном пункте. Сергей был добрым, шутливым, помогал подросткам собирать макулатуру, делился планами на будущее. Оказалось, что мы из одного района и учились в соседних школах. Я приняла это как знак и согласилась прогуляться вдоль Москвыреки.
На первом свидании он рассказывал о родителях: отец живёт за границей в новой семье, а мать, Вера Петровна, изза проблем со здоровьем почти не работает. Он изображал себя независимым, говорил, что работает в туристическом агентстве и мечтает о большом.
Через полгода, когда наши отношения стали серьёзными, я начала замечать странности. После романтического ужина он резко исчезал, чтобы снять наличные и отдать их маме, возвращаясь взволнованным и напряжённым. Однажды я спросила:
Сергей, всё ли в порядке с мамой?
Да просто небольшие проблемы, её выплаты пока не оформлены, ответил он уклончиво.
Может, ей стоит поискать работу? предложила я.
Её здоровье плохое, отмахнулся он.
Я не давила. Возможно, она действительно больна. Но переводы росли, как и отговорки: «Не хватает на продукты», «Подарок подруге», «Кот нуждается в ветеринаре». Каждый раз новая причина.
Мы поженились через год после знакомства. Сергей стал менеджером в небольшой фирме скромная зарплата, но стабильная. Я работала адвокатом в прокуратуре. Сняли двухкомнатную квартиру рядом с моим офисом. Всё казалось в порядке.
Но сбережения, отложенные на ремонт, начали исчезать. Я обнаружила, что Сергей тайно переводит их Вере Петровне. Его оправдание? «Маме нужна помощь». Я даже предложила, чтобы она пожила с нами, чтобы увидеть всё собственными глазами.
Хорошо, согласился он, но знай, моя мама тяжёлый человек.
Чья мама не тяжёлая? пошутила я, не чувствуя тревоги.
Вера Петровна приехала, сразу же начала «аудировать» наш дом: проверять полки, листать книги, комментировать нашу одежду. «Зачем вам такой большой телевизор? Он же потребляет кучу электроэнергии», спрашивала она.
Я попыталась угостить её ужином, но она сморщила нос, явно недовольна моей кулинарией. Я ещё не понимала, что становлюсь основной финансовой опорой её жизни. Мама всё чаще требовала деньги на «неотложные» нужды, хотя жила в относительном комфорте и уносила с собой чемодан, набитый нашими сбережениями.
За последний год ситуация вышла изпод контроля. Она требовала деньги постоянно на прихоти, а не на необходимость. У неё не было серьёзного диагноза, она отказывалась искать работу. Каждый мой совет воспринимался как оскорбление её достоинства.
Сергей всегда поддерживал её, с одной и той же отговоркой: «У неё болит спина, давление повышено». Но к врачу она не шла.
Я терпела полтора года, даже переехала в более дешёвую квартиру, но её требования не уменьшались. Каждый день получая зарплату, Сергей сначала переводил деньги маме, а уже потом думал о нас.
Татьяна, ты же знаешь, как ей тяжело, говорил он, опуская глаза.
Сергей, у меня в офисе говорят о сокращениях, я могу потерять работу. Что тогда? отвечала я.
Я возьму подработку, бормотал он, но ничего не делал.
Каждый месяц я ощущала себя не женой, а банкоматом. Он любил меня, но боялся обидеть мать. Однажды я вежливо обратилась к Вере Петровне:
Может, стоит посмотреть в социальные службы, есть программы поддержки пенсионеров?
Мне не нужна милостыня, резко ответила она. Я рассчитывала на вас, на семью сына.
Она даже отправилась в отпуск, выкладывая в соцсетях фотографии с моря, пока мы считали копейки, чтобы прожить месяц. Ссоры стали ежедневными.
Стоя в пустом коридоре, я вспомнила все жертвы, которые принесла ради спокойствия Сергея, и поняла: всё кончено. Возможно, развод единственный выход. Он никогда не осмелится противостоять матери, а я устала платить за её жизнь.
На следующий день Сергей вернулся, выглядя измотанным, с красными глазами и без решимости в голосе.
Татьяна что ты решила? спросил он.
Я больше не буду поддерживать Веру Петровну, сказала я твёрдо. Это последняя капля. Я закончила подстраиваться под её прихоти.
Это неприемлемо, прошептал он. Я не оставлю мать. Значит, развод.
Без проблем, усмехнулась я, впервые увидев в его глазах сомнение. Я адвокат, знаю, куда подписать.
Ладно, пробормотал
