В самолётах всегда видна правда. Не в железных машинах, пожирающих топливо, а в тесноте кресел, локтях соседей и часах безвыходного сидения. Там, над облаками, люди не могут притворяться.
Одни проявляют доброту протягивают жвачку незнакомцу, помогают с багажом, пропускают уставшую мать в туалет.
Другие же показывают себя с иной стороны.
Тем ноябрьским утром я была уверена, что день будет хорошим. Летела я из Москвы в Санкт-Петербург к сестре Кате, которая ждала первого ребёнка. Разница между нами всего полтора года, и мы с детства делили всё: от платьев до тайн. Эти крестины были не просто семейным событием я ждала их месяцами.
В ручной клади бережно лежало связанное мной голубое одеяльце. Я даже купила крошечные пинетки, умещавшиеся на ладони.
Я выбрала место у прохода с годами путешествий поняла, что так удобнее. Я полная, и в проходе можно вытянуть ноги или встать, не прося соседей подвинуться.
Проходя к своему месту, я увидела мужчину, уже занявшего среднее кресло. Ему было лет тридцать пять, волосы уложены с такой тщательностью, будто над ними трудился стилист. Рубашка идеально отглажена, часы блестели, а осанка кричала о самоуверенности.
Его взгляд скользнул по моему лицу, телу и снова вверх. Быстро, но я научилась замечать такую оценку. Не восхищённую измерительную.
«Прошу прощения, я у прохода», вежливо сказала я.
Он вздохнул не тихо, а так, чтобы я услышала. Встал ровно настолько, чтобы я протиснулась, прижавшись к спинке переднего кресла, будто боясь, что я его раздавлю.
Я села, поправила свитер, и моё бедро коснулось подлокотника. Его тихий смешок кольнул, как иголка.
Я решила не обращать внимания. Видала и похуже.
Когда мне было двенадцать, одноклассник хрюкнул, пока я поднимала карандаш. В старших классах продавщица назвала меня «смелой» за платье без рукавов. В первый раз в спортзале мужчина на соседней дорожке шепнул другу: «Десять минут и она сдастся».
Раньше такие слова разрывали меня. Я рыдала до красноты, давая себе обеты голодать или бежать быстрее, лишь бы стать «нормальной». Но годы терапии изменили меня. Теперь я знала: чья-то жестокость говорит о них, а не обо мне.
Всё равно слова ранят, как ни будь силён.
Пока пассажиры рассаживались, мужчина чьё имя я ещё не знала пробормотал первое замечание:
«Видимо, мне не повезло с соседом».
Я не взглянула на него. Не ответила.
Чуть позже, когда стюардессы готовили салон к вылету, он добавил вполголоса: «Надеюсь, вы не собираетесь опустошить весь лоток с едой».
Уши вспыхнули. Я уставилась на карточку с инструкциями, будто от них зависела моя жизнь.
Голос капитана прервал тишину: «Ожидается турбулентность над Уралом. Пожалуйста, пристегните ремни».
Мы взлетели. Я вставила наушники, надеясь, что музыка заглушит неприятность. За окном мир съёжился до лоскутов полей и извивов рек. Но между нами воздух оставался колючим.
Через полчаса первый толчок встряхнул самолёт. Потом ещё. Борта дрожали, как мелочь в кармане.
Капитан снова: «Экипажу занять места».
Сосед напрягся. Его пальцы вцепились в подлокотник мой подлокотник так, что костяшки побелели.
«Не любите летать?» спросила я тише, чем планировала.
«Ненавижу», сквозь зубы ответил он.
Следующий толчок был сильнее. Не задумываясь, он схватил мою руку. Не на мгновение он держал её, пальцы сцепились с моими, будто я была единственной опорой в шатающемся мире.
На миг я хотела отдернуть руку. Но страх делает людей уязвимыми, а уязвимость заслуживает снисхождения. Я позволила ему держаться.
Когда тряска утихла, он резко отпустил меня, словно смущаясь. «Спасибо», буркнул.
Я кивнула.
Мы сидели в странной тишине уже не чужие, но и не друзья.
«Я Сергей», наконец сказал он.
«Алина».
Он заговорил. Летел в Петербург на IT-конференцию, но мысли были в Екатеринбурге, где с бывшей женой осталась его семилетняя дочь Лиза. Развод был тяжёлым, и теперь видеться удавалось редко.
Может, из-за высоты, а может, из-за затишья после турбулентности, я рассказала о Кате. «Она мне как сестра, сказала я. Мы прошли через многое. Она была рядом, когда мне поставили диагноз».
«Какой диагноз?» спросил он, и впервые в его голосе было любопытство, а не насмешка.
«СПКЯ», ответила я. «Гормоны, вес, перепады настроения Я стараюсь, но не всё так просто, как кажется».
Его лицо изменилось. Надменность растаяла. «Я не знал».
«Вы не спросили», мягко сказала я.
Он постучал пальцами по колену. «Вы правы. Я вёл себя как сволочь. Легче издеваться над другим, чем разбираться со своими тараканами».
Я не стала облегчать ему вину. «Тому, над кем издеваются, от этого не легче».
Он медленно кивнул. «Простите, Алина».
Без пафоса, но искренне.
Разговор изменился. Мы обсуждали книги. Он рассказал, как Лиза обожает единорогов; я про одеяльце для племянницы. Где-то над Вологодчиной он так смешно описал свой провал с блинами, что я вытирала слёзы.
Приземлившись, он пропустил меня вперёд. Взя
