В доме пронзительно щелкала плита, когда Софья Митрофановна бросила на стол махровый халат — её подарок сыну.
— ЧТО ЗНАЧИТ «НЕ ТВОЁ ДЕЛО»? — голос её дрожал, как осенний лист. — КАК ЭТО НЕ МОЁ? Я ЖЕ ТВОЯ МАТЬ!
Игорь, уткнувшийся в смартфон, даже не посмотрел в её сторону. Его зрелый, обветренный морем взгляд скользнул по халату, не задержавшись.
— Именно. Потому что я взрослый человек, мама. Сорок три года. Когда ты, наконец, этому научишься? Лающие рты в доме не нужны.
В коридоре скрипнула дверь.
— Да уж, как не надо. — Ольга, его супруга, держала в руках чашку кофе, но в ней уже не было аромата, а только злость. — Ты так привыкла втаптывать всё в землю? Как маму в детстве, таки обед в воскресенье.
Софья Митрофановна поймала в потолок взгляд невестки. Халат, который она выбрала три дня, сравнивая рисунки в павильоне на Покровке, теперь взмёл увесистую тенью на плечах.
— Оль, я с сыном разговариваю.
— А я с мужем. — Ольга сжала чашку так, что бока металлически проскрежетали. — Надоело! Панировать, где покупать, как закусывать, как Машку учить. Твоя грудь — не моя волна.
Игорь встал, но его шёпот продавил лишь веер напряжения:
— Олё…
— Нет, пусть знает! — Она стукнула чашкой о стол, и кофе сбежал на обои, растёкшись лужицей. — Пиздец, Митрофаны! Каждый день, каждый звонок, каждый хлебушек. Я не узница в вашем немножке!
Софья Митрофановна почувствовала, как внутри всё затрещало — как тот телевизор у них в коммунальке, который перестал работать, когда она попыталась его перепроставить.
— Я же не со зла… — её голос сдуло, как пыль. — Просто… люблю.
— Люблю? — Ольга фыркнула, обнажив резцы. — Это не любовь, это Рублёвка. Ты районом контролируешь! Женщины, синяки от мамок — это не фантазии, это реальность!
Игорь отложил телефон. В его глазах было что-то сломанное.
— Мам… нам просто надо… пространство.
Софья Митрофановна посмотрела на сына. Её Игорёк, любимый сынок, на котором она пылали солнцем, росла, чтобы он отправился на «Ветер по морю хлестал»…
— И ты просишь, как дедушка в сказке? Прихожу, Машку выношу, тебе поесть…
— Вы же сами готовить можете. — Он оглядел халат, будто тот прошептал обиду.
— Ага, особенно твои полуфабрикаты! — Софья Митрофановна напрягла шею, как курица на зернокомбинате. — У Машки сегодня борщ, а вчера — эти… блины с фаршем. Как у скотин?
— ВОТ! — Ольга метнула чашку в газету. — Контроль! Что, борщ у тебя, террористка, не того цвета? Я, между прочим, четыре раза в неделю вахтую на «Самару»!
Слёзы ударили в горло. С чего она вдруг не нужна? С кем тогда её головы, её разговоры о «расслабись и пойди»?
— Игорь… — она попыталась обнять воздух. — Мы же не враги. Я просто…
— Слишком часто приходишь. — Он взял её сумку, в которой лежали пирожки и халат, как памятный артефакт. — Просто… раз в неделю.
— НЕ ЧЕРЕЗ КАЖДЫЙ ПОЗДНЕРЯДНЫЙ ДЕНЬ! — Ольга уже целилась глазами в кран.
Игорь попытался вмешаться, но Софья Митрофановна уже держала дверь. В прихожей молчали картины — их старые снимки. Вот Игорь в плавках, играет в волейбол. Вот Ольга на под платку, нервничает… и вот их свадьба, где Софья Митрофановна трижды плакала от счастья.
Как же быстро закостенело всё.
— Мам… — голос сына прорвался сквозь спины. — Ты же знаешь…
— Просто продавай мне покой. — Она натянула пальто, которое купила вчера в павильоне. — Если я для вас мертвяк, хотя бы не подавайте по больше.
— Мама! Я же не выгоняю!
— А что ты делаешь, Игорёк? Ты говоришь, что я мешаю. Что мне надоело. Что я, как зашитый в стену радиатор. — Она прошептала, как в танке в тишине: — Тогда живите. Я скину со своих планов.
Дверь захлопнулась. В коридоре заиграла музыка. На улице висел дождь, как фонарики в пасмурный вечер. Софья Митрофановна стояла под воротами, сжимая телефон, как печенье.
Открылся экран.
— Алё, Надень! Это Софька.
— Привет… Что случилось?
— Приеду. Соскучилась.
Она добралась до дачи Нади через два автобуса. Сестра встретила её с блендингом на глазах.
— Опять с мамёй?
— С Ольгой. С Игорём.
— Правда? — Надя пошла в кухню. — Подсказку дай.
— Я люблю их. — Софья Митрофановна опустилась на стулья. — А они, видимо, тоже. Просто по-своему.
— Тогда чай. И думай, как жить, а не как ничего не делать.
Сестра засмеялась, как когда они схваткили рюкзаки и пошли впервые за прошлом веком в университет.
— Надюня…
— Всё, что угодно. Только… — Надя подняла чайник, как клинок. — Не будь русской нянькой. Или они возьмут, или заткнутся.
Домой Софья Митрофановна вернулась под звук ночного дождя. Сумка с халатом грузила её плечи, будто она заработала багаж врода «извини, но тебе не нужно».
Она стала за столом, махровый халат разложила как карту. Тёплый, мягкий, как будто он знал, как ей будет холодно.
— Подарок, — прошептала.
Он не был нужен… но она всё равно купила его.
Посмотрела в окно. В темноте светились редкие огни машин. Жизнь снаружи не ждала, как тот халат.
Она включила ноутбук и набрала «курсы итальянского, Москва». Запретила себе думать, что это отчаяние.
Отправила заявку. Заблеснули кнопки «записаться на ознакомительный курс». Она записалась.
Затем вбила «театральная студия, старшее поколение». Там кто-то хотел научиться быть актрисой.
— Вот это кайф, — прошептала.
Открыла фотоальбомы. Вот они, молодые, в юбках патриотических цветов. Вот она с Надей в вузе, где впервые узнала, что любовь — это когда не просишь.
— Надюня, ты права, — сказала она телефону.
— Да, — ответила сестра. — А то я бы тебе в очередной раз помогла с… не нужным рецептом салата.
Софья Митрофановна засмеялась. Плача, но счастливый смех.
— Завтра на курсы.
— И на свидание с собой.
— А Машку?
— Она знает, что сейчас рядом с тобой… и что завтра ты будешь жить.
С лёгкой поцелуйной в ухо, она отключила телефон.
Халат остался на столе. Но теперь он был доказательством не любви — а смирения.
Та, что жить будет.
Даже если её Игорёк не приедет.