Она звалась Ольгой Ивановой.
Шла по Москве, опустив взгляд — не от печали, а высматривая потерянные пуговицы.
Замечала ли одну — на брусчатке, в парковой ли аллее, на сиденье автобуса — подбирала и клала в карман пальто.
Была ли она крупной или мелкой, новенькой или потёртой — неважно. Подбирала любую.
Дома у неё хранился ящик, набитый пуговицами-сиротами.
Но не прихотью это Ольга делала.
Каждый вечер она доставала шкатулку с нитками и, аккуратно, пришивала их к старому лоскутному одеялу.
Одна за другой.
Без порядка.
Без симметрии.
Говаривала: каждая пуговка — это нечто, потерянное кем-то невзначай: плащ, рубаха, память, день минувший.
Интересовались некоторые, к чему такие труды.
Отвечала она примерно так:
— Сшивая потерянное, я сама не кажусь себе столь разбитой.
Понимала Ольга: не вернуть хозяевам эти пуговки. Но могла дать им приют. Помочь не кануть в небытье.
Со временем одеяло её стало пестрым мозаичным полотнищем из обретенных утрат.
Поныне ходит Ольга по столице, взгляд прикован к тротуару.
А коль кто упрекнёт её в пустой трате времени, она лишь улыбнётся про себя:
«Пусть. Иное ведомо лишь тем, кто глядит под ноги.»
Сегодня, вторник, 12-е октября. Случай Ольги напомнил: часто самое ценное мы находим не в громком и ярком, а в забытом, поднятом с земли, да просто замеченном. Иной урок — в самой скромной находке.