Сегодня решил записать историю, которая перевернула моё представление о тёще. Раньше я не понимал, почему Надежда Петровна так ко мне относится, пока не нашёл её письма на чердаке.

Был ясный праздничный вечер. Мы с женой Катей ехали по пустынной дороге. Я, Дмитрий, сидел за рулём, одной рукой крутя баранку, другой листая плейлист. Солнечные лучи мягко освещали салон, а на лице Кати читалось раздражение. Она сжала губы и смотрела в окно, будто пыталась раствориться в пейзаже.

Я включил «Очи чёрные» — ну как тут не подпеть? Затянул с улыбкой: *«Очи чёрные, очи страстные…»*, надеясь, что Катя подхватит. Но она лишь отвернулась и буркнула: «Убавь». Я не сдался — запел громче. Тогда она резко выключила музыку. В машине повисла тишина.

«Ты чего?» — спросил я, сжимая руль.
«Не ты… Просто опять к твоей маме…» — Катя вздохнула.
«Надежда Петровна просто вредная, потерпим выходные».
«Она ненавидит меня! Всё не так: и суп пересолен, и платье безвкусное, и разговариваю я неправильно!» — Катя сжала кулаки.

Я потянулся к её руке, но она дёрнулась: «Не надо. Пусть говорит что хочет. Просто интересно, зачем?»
«Ветер не изменить…» — начал я.
«Но паруса настроить можно», — Катя закончила фразу и слабо улыбнулась. Включила музыку, и мы запели уже вместе.

Приехали. Двор Надежды Петровны зарос бурьяном, дорожки в трещинах. «Я столько раз предлагала нанять садовника!» — покачала головой Катя.
«Сама знаешь, мать помощи не приемлет», — вздохнул я.

На пороге нас встретила Надежда Петровна в засаленном фартуке. «Дима, где пропадаете? Суп стынет!» — крикнула. Потом окинула Катю взглядом: «А, и ты тут… Заходи».

За столом началось привычное: «Ешь, сынок, дома-то тебя не кормят!» Я попытался защитить Катю: «Мама, она отлично готовит». Тёща фыркнула, вытерла пятно на моей рубашке: «Да уж, и стирает замечательно».

Катя вскочила: «Я не голодна». Ушла на кухню мыть посуду. Но через минуту вернулась — лицо белое от злости.
«Хозяйка! — бросила она Надежде Петровне. — Двор — как после бомбёжки! Сколько раз предлагала помочь, но вам лишь бы меня унизить!»

Тёща залилась слезами. Я встал между ними: «Хватит!»
Катя схватила куртку: «Всё. Ухожу».

Она уехала в дом своего отца — старый, заброшенный. В его комнате нашла пачку писем. Развернула одно — и обомлела.

Письма были от Надежды Петровны. Моя тёща и отец Кати когда-то любили друг друга. Он бросил её, и она так и не смогла простить. А теперь вымещала боль на его дочери — моей жене.

Катя вернулась. Вошла в гостиную, где мы сидели с Надеждой Петровной. Та начала: «Катенька, я…»
«Не надо», — перебила Катя и обняла её. «Простите меня. И его…»

Тёща расплакалась. В тот миг стало ясно: обиды — просто ветер. Главное — вовремя повернуть паруса.

Вот так старые письма помогли двум женщинам понять друг друга. А мне — научиться терпению.