«Свекровь обнаглела: ест всё, что я приготовила, а сама даже хлеба куска не принесла»
Когда полгода назад Людмила Степановна появилась на пороге с чемоданом и заявлением: «Поживу у вас пару недель, у меня ремонт», я даже не пикнула. Мы всегда ладили, без ссор и подколов. Она казалась мне женщиной сдержанной, и я подумала: «Переживём две недели — не конец света». Но вот уже шесть месяцев прошло, а я из приветливой невестки превратилась в нервную тень с подёргивающимся глазом и терпением на нуле.
Ремонт, как уверяла свекровь, у неё действительно был — полы скрипели, трубы подтекали, стены осыпались. Рабочих она поселила у себя, а сама — к нам. Тогда я ещё не догадывалась, что мы не «временно приютили родственницу», а завели в доме пищевого вампира в тапочках.
У меня с детства жёсткие ограничения по еде — многое нельзя, иначе обострение. Живу на строгой диете: ем по расписанию, маленькими порциями, только определённые продукты. Для мужа Саши и сына Вовы готовлю отдельно, а для себя — своё, особое. Закупаюсь впрок, готовлю вперёд, раскладываю по контейнерам — всё чётко.
Но с появлением Людмилы Степановны система дала сбой. Она начала ночью рыскать по холодильнику. Причём целенаправленно — по моим запасам. Сначала думала: «Ну, перепутала». Потом заметила закономерность: её любимый час — три ночи. Встаёт, открывает холодильник и методично опустошает мои контейнеры. Кабачки, куриную грудку, гречку — всё сметает. А утром с невозмутимым видом заявляет: «Ты всё выдумываешь! Раньше люди ели картошку с салом — и никаких проблем!»
Пыталась объяснить: «Людмила Степановна, у меня здоровье не железное. Мне эта еда — как лекарство». Она кивала, соглашалась… и продолжала в том же духе. Стала подписывать контейнеры — не помогло. Они всё равно исчезали, а свекровь потом клялась, что «творог — гадость», но съедала до последней крошки.
Со временем дошло: это не забывчивость, а демонстрация. Она искренне считает, что мои диеты — блажь. «В наше время ели что дадут — и все живы!» — вещала она за завтраком, глядя на меня, как на избалованную девочку.
Я слабела на глазах. Проснусь утром — еды нет. Открываю холодильник днём — та же картина. Стала хватать что попало — и, конечно, слегла. Боли, слабость, раздражение. Нервы и так ни к чёрту, а тут ещё этот ночной дозор за холодильником.
Попыталась привлечь мужа. Рассказала всё. Он послушал и выдал:
— Ну, готовь больше. Мама же пожилая, ей питаться надо.
Я еле сдержалась. «Саш, ты в своём уме? Я еле таскаю сумки! У нас не золотой запас, чтобы кормить трёх взрослых как на курорте!» За полгода свекровь не принесла в дом ни куска хлеба. Даже «Боржоми» не купила. Ни разу не предложила помочь — лежит на диване, смотрит «Ивановых» и делает вид, что так и надо.
В отчаянии я начала ходить в кафешку у дома. Пожаловалась официантке Кате, что дома есть нечего, а здоровье сдаёт. Та сжалилась, уговорила повара готовить мне еду по моим требованиям. Но это же разорительно!
Мысли были разные: повесить на холодильник замок? Снять угол? Но куда я денусь с Вовой? Аренду не потяну, а свекровь и ухом не ведёт:
— Я за жизнь свою настряпалась. Теперь моя очередь отдыхать.
А вчера был апогей. Увидела, как она спокойно достаёт мой контейнер, садится за стол и… съедает всё, не моргнув. Я ушла в ванную, закрылась и ревела в полотенце, чтобы не услышали.
Муж, кажется, начал прозревать. Сам остался без ужина — пришлось варить себе пельмени. Теперь хоть немного понимает, что его мама — не «беззащитная старушка», а ходячий пищевой комбайн.
Но мне от этого не легче. Она всё ещё тут. Её ничто не смущает. Она уверена, что имеет право. А я, кажется, скоро лопну. Если Саша не решит эту проблему — уйду. Пусть тогда выбирает: кормить меня или свою «ночную ведьмочку».
