Последний день лета
Стоял жаркий конец августа — градусник зашкаливал за тридцать, хотя обычно к этому времени уже холодало. Родители спешно увозили детей с дач, чтобы успеть подготовить их к школе. Бабушки и дедушки, освободившись от внуков, кинулись собирать урожай и варить варенье.
Но в последний день лета они вдруг рванули в город. Им тоже не терпелось увидеть, как родные внучки и внуки, нарядные, с букетами и ранцами, пойдут в школу.
Поэтому последний автобус перед первым сентября был забит под завязку. У каждого дачника — по две огромные сумки, набитые кабачками, перезревшими огурцами и бережно упакованными цветами. Конечно, детям в машину загрузили всё, что влезло, но кое-что забыли, кое-что не успели. Как оставить? Столько труда вложено, столько вёдер воды вылито на грядки!
Автобус остановился у дачного посёлка. Дачники, выставив локти и сумки, пробивались внутрь, стараясь зацепиться за сидячие места. Народу набилось столько, что автобус кренился набок, будто вот-вот лопнет. Проехав метров пятьсот, он остановился, чтобы подобрать ещё группу пассажиров из соседней деревни.
Двери с пыхтением раскрылись. Тем, кто жаждал втиснуться, предстала плотная стена спин. Никто не решался штурмовать. Тогда здоровенный мужик с брюхом, похожим на арбуз, перехватил сумки, крикнул «Эх, мать твою!» — и ринулся вперёд. Стена дрогнула, но не поддалась.
Но мужик был не промах. Отступил, разбежался и снова ударил плечом в спины. Раздался хруст, ругань — пассажиры слегка расступились, и он наполовину втиснулся в салон.
Вдохновлённые его примером, остальные тоже пошли в атаку. Кто-то с размаху толкнул первого мужика в бок, народ охнул, сдавленный впереди стоящими, и оба мужика оказались на ступеньках.
— Двигайтесь, народ! В середине места полно! — орали сзади.
— Да мы тут как селёдка в банке! Дышать нечем! — огрызнулся кто-то из салона.
— Освобождайте двери, не поеду иначе! — рявкнул водитель.
Двери с шипением начали закрываться, выпихивая наружу висящих на подножке. Кто-то кого-то подтолкнул, пассажиры втянули животы — и двери с грохотом захлопнулись. Автобус крякнул, осел на одну сторону и, качаясь на ухабах, как пьяный, поплёлся дальше, оставляя позади облако выхлопных газов и ругающихся дачников.
— Ой, все цветы помяли… — заныла бабка.
— А кому сейчас легко? — ответили ей хором.
— Чей локоть?! Уберите, ради бога, ребро сломаете! — орал потный толстяк.
— Сам виноват, бока наел! Терпи! — парировали ему.
Чей локоть — так и не выяснили. Толстяк пыхтел, ёрзал, но увернуться не мог. В конце концов он ловко развернулся и прижался грудью к пышной блондинке. Взгляд его невольно упал в глубокий вырез её цветастого платья. Он покраснел, отвел глаза, но они сами собой снова ползли туда.
Блондинка смерила его укоризненным взглядом. Мужик закатил глаза, уговаривая себя не реагировать на мягкие прелести, так близко прижавшиеся к нему. Стоило ему чуть отодвинуться — как в спину тут же впивался чей-то локоть. Пришлось смириться.
Рядом, зажатая со всех сторон, стояла худенькая старушка. Её белая голова, больше похожая на облетевший одуванчик, была на уровне подмышки толстяка.
— Бабуль, ты живая? — спросил он, склонившись.
Старушка молчала.
— Граждане, тут бабку совсем придавили! Разойдитесь немного! — закричал он.
Пассажиры снова втянули животы. Старушка слабо улыбнулась, вдохнула — и тут же снова оказалась в тисках.
Автобус подпрыгнул на кочке, народ впереди вздохнул свободнее, а сзади — застонал.
— Уберите свои ветки! — фыркнула женщина с лимонного цвета волосами и чихнула. — Прямо в нос тычут!
— Маску надевайте, заразу разносите! — огрызнулся на неё кто-то.
— Да у меня аллергия! Ветки… — она снова чихнула.
— Уберите цветы, ей же плохо! — вступилась соседка.
— Не могу опустить, рука затекла! — оправдывался мужик, державший над головой пакет с потрёпанными цветами.
Подъезжая к следующей остановке, автобус замедлился. Там ждала новая толпа дачников.
— Водитель, давай проезжай! Больше не влезем! — заревел кто-то.
Остальные подхватили. Автобус дёрнулся, но в последний момент водитель нажал на газ, оставив на остановке разъярённых пассажиров в облаке выхлопов.
Народ внутри облегчённо выдохнул. Пахло потом, пылью, гарью и цветами. Впереди уже виднелись городские дома.
— На следующей остановите! — пискнул чей-то голос.
— Водитель, гони дальше, там ещё народу полно! — возразили ему.
— Остановите! Дайте выйти! — завопил вертлявый мужичок с красным лицом, работая локтями и пиная всех сумками.
— Куда прешь?! — ругались на него.
Те, кто стоял у дверей, знали: выйдешь — обратно не пролезть. Поэтому вцепились в поручни и пытались протиснуться вглубь.
Автобус резко затормозил. Мужичонка ловко выскользнул в приоткрывшиеся двери, но зацепился за чью-то сумочку и вывалился с ней на асфальт.
— Верните сумочку! — завопила женщина.
Чья-то рука просунулась в щель, мужичонка сунул в неё сумочку — и двери с шипением захлопнулись. Автобус поехал дальше, а из двери торчала чья-то рука, всё ещё сжимающая эту злосчастную сумку. Мужичонка только вздохнул, подобрал свои вещи и зашагал домой, радуясь, что выбрался целым.
В автобусе затихли. Обнаружилось свободное место. Все стали оглядываться, ища, кому бы его уступить.
— Сажайте бабку, задохнётся ведь! — вдруг завопил толстяк, всё ещё прижатый к пышногрудой блондинке.И так получилось, что через год, в последний день лета, они снова встретились в том же автобусе, но теперь уже вместе везли на дачу не только сумки с закатками, но и своего первоклашку, уютно устроившегося между ними.
