Бабушка завещала всё соседу
— Алевтина, ты хоть осознаёшь, что она натворила? — Лидия Семёновна нервно перебирала в руках края платка, глядя на дочь заплаканными глазами. — Квартира! Дача в Подмосковье! Даже бабушкина шкатулка с фамильными драгоценностями! Всё этому… этому Геннадию Васильевичу!
Алевтина молча стояла посреди опустевшей гостиной, где ещё вчера стоял любимый бабушкин сервант с фарфором. Теперь здесь зияла пустота, отражая то, что творилось у неё внутри.
— Мам, давай сядем, обсудим спокойно, — попросила она, но голос дрожал.
— О каком спокойствии речь?! — всплеснула руками Лидия Семёновна. — Я годами за мамой ухаживала! Каждый день навещала, лекарства привозила, по врачам таскалась! А этот сосед только улыбался да «здравствуйте, Антонина Михайловна» бормотал!
Алевтина опустилась в кресло. Она помнила деда Гену, как его все в доме звали. Низкорослый, аккуратный мужчина за семьдесят, всегда в наглаженной рубашке. Бабушка часто рассказывала, как он ей помогает — то кран починит, то в магазин сходит, когда ноги совсем отказывали.
— Мам, а может, бабуля не просто так так решила? — осторожно предположила Алевтина.
Лидия Семёновна резко обернулась.
— Ты что, рехнулась? Он её гипнозом обработал, что ли! Или угрожал! Нет, я в суд обращусь, пусть разбираются! Старая была, не в себе!
— Мама, бабушка до последнего дня кроссворды щёлкала, как орехи, — тико возразила Алевтина. — Помнишь, как на прошлой неделе про тётю Веру из пятой квартиры рассказывала, что та новую шубу купила?
Но мать не слушала. Она металась по комнате, жестикулируя.
— Да что он такого сделал? Ну, дверную ручку починил! А я разве не помогала? Я ведь дочь! У меня права есть!
В дверь деликатно постучали. Алевтина пошла открывать, сердце сжимаясь от дурного предчувствия.
На пороге стоял Геннадий Васильевич с небольшим букетом белых гвоздик. Лицо его выражало усталую печаль.
— Добрый день, — произнёс он тихо. — Можно войти? Хотел поговорить.
— Вот и побеседуем! — выкрикнула из комнаты Лидия Семёновна, появляясь в дверях. — Как вы посмели?! Как смели обмануть беспомощную старушку?!
Геннадий Васильевич стиснул губы, но во взгляде не было ни злости, ни торжества. Только глубокая грусть.
— Лидия Семёновна, давайте присядем. Я понимаю ваше состояние.
— Ничего вы не понимаете! — не унималась она. — Вы специально к ней подъезжали! Знали же, что у неё есть семья!
— Знал, — кивнул Геннадий Васильевич. — И никогда не просил Антонину Михайловну ни о чём подобном.
Он прошёл в комнату, поставил цветы на подоконник. Алевтина заметила, как дрожат его руки.
— Хотите, я расскажу, как всё было? — спросил он, обращаясь к обеим.
— Говорите, — холодно бросила Лидия Семёновна. — Послушаем с интересом.
Геннадий Васильевич медленно опустился в бабушкино любимое кресло у окна.
— Мы познакомились три года назад, когда я сюда переехал. Жена умерла, дети живут за границей, решил сменить квартиру. Антонина Михайловна первой зашла, пирог принесла. Сказала: «Мужчине одному тяжело, а соседи должны друг друга поддерживать».
— И вы сразу смекнули, что она зажиточная вдова, да? — язвительно перебила Лидия Семёновна.
— Я понял, что она очень одинока, — спокойно ответил Геннадий Васильевич. — Мы пили чай, и она рассказывала о внучке, которая в Питере живёт, о дочери, вечно занятой. Говорила: «Приходят раз в неделю, наскоро, всё им некогда».
Алевтина почувствовала, как кровь прилила к щекам. Это была правда. Мать навещала бабушку по выходным, проводила пару часов, убиралась и уезжала. Сама же Алевтина бывала и того реже — работа, муж, дети…
— Мы стали общаться, — продолжал он. — Антонина Михайловна любила поболтать, а мне после смерти Тамары было слишком тихо. Она звала на чай, я помогал по хозяйству. Когда она гриппом болела, суп варил, в аптеку бегал.
— За это она вам всё имущество оставила? — не поверила Лидия Семёновна.
— Она ничего не оставляла специально, — вздохнул мужчина. — Просто как-то разговорились о жизни. Антонина Михайловна сказала: «Гена, дочь меня любит, но у неё своя жизнь. И правильно. А ты мне как сын, которого не было».
Он замолчал, глядя в окно. Потом повернулся к Лидии Семёновне.
— Она переживала, что вы устаёте. Говорила: «Лида на работе пропадает, внуков поднимает, а я ей ещё обузой». И добавляла: «Гена меня понимает, ему тоже одиноко, мы друг другу нужны».
— Слова, слова! — вспыхнула Лидия Семёновна. — А на деле вы старушку обманули!
— Мам, — тихо сказала Алевтина. — Дай ему договорить.
Мать насупилась, но промолчала.
— Антонина Михайловна сама предложила завещание, — продолжил Геннадий Васильевич. — Я отказывался. Говорил: «Что вы, у вас же дочь, внуки». А она в ответ: «Им и без меня хорошо, а ты останешься ни с чем. Хочу, чтобы ты жил спокойно».
Он встал, прошёлся по комнате.
— Я пытался её переубедить. Предлагал: давайте часть дочери, часть внучке. Но она упёрлась. Сказала: «Я решила, и всё. Ты мне дороже, потому что рядом, когда плохо».
Лидия Семёновна фыркнула.
— Очень трогательно! И что теперь нам делать?
Геннадий Васильевич остановился, посмотрел на неё внимательно.
— Лидия Семёновна, я для этого и пришёл. Мне эта квартира не нужна. У меня своя есть. Дача мне тоже ни к чему — возраст уже не тот. Хочу всё вам передать.
Воцарилась тишина. Алевтина смотрела на соседа с изумлением, а мать растерянно моргала.
— Как… передать? — наконец выдавила Лидия Семёновна.
— Оформим дарственную, — просто ответил он. — Квартиру, дачу — что посчитаете нужным. Себе оставлю немного сбережений и старыеОни молча смотрели на ключи, лежащие на столе, и вдруг поняли, что бабушка, даже уйдя, сумела объединить их в настоящую семью.
