**Дневник.**
Сегодня был тяжелый день.
— Мама, ты с ума сошла?!
Слова дочери ударили меня, как ножом. Больно. Острая, глупая боль. Я молча чистила картошку, стараясь не дрогнуть.
— На нас уже пальцем тычут! Ну отец — ладно, мужик, а ты? Ты же хозяйка, хранительница! Тебе не стыдно?!
Слезы потекли сами, одна за другой, а Таня не унималась.
Костя, мой муж, сидел, сгорбившись, на табуретке, губу вперед выпятил — классика.
— Папа же болен! Ему уход нужен! — всхлипнул он. — Мам? Как так можно?! Он тебе всю жизнь отдал, ребенка с тобой вырастил, а ты что?
— А как надо? — спросила я тихо.
— Да ты издеваешься?! — завопила Таня. — Папа, ты видишь?! Она ещё и ерничает!
— Будто я тебе не мать, а злейший враг… — прошептала я.
— Мама, хватит жаловаться! Я бабушке позвоню, пусть с тобой разбирается!
— Представляешь, — повернулась она к отцу, — я из универа иду, а они! По аллее, под ручку! Он ей стихи читает, наверное, сам сочинил, да, мам? Про любовь, поди?
— Злая ты, Таня. Молодая, потому что…
— Ни капли раскаяния! Бабушкам звоню, пусть приходят!
Я разгладила платье, встала.
— Ладно, дорогие, пойду я.
— Куда, Лидка?
— Ухожу.
— Как уходишь?! А я?! — завопил Костя.
Таня яростно что-то кричала в телефон.
— Тань, Таня! — заныл Костя. — Она… уходит…
— Как уходит?! Мама, что за бред?! В твои-то годы?!
Я усмехнулась.
Вещи в чемодан укладывала аккуратно. Уйти хотела и раньше, но Костя заболел — хондроз, грыжа, ой, как он мучился!
— Лида… у меня, наверное, грыжа… — стонал.
— На МРТ ничего не было.
— Да что они там видят! Врачи специально не говорят, чтоб денег побольше содрать! У Петровича так же…
Тогда я не ушла. А теперь…
— Сколько тебе ещё жить-то, Лид? — вздохнула подруга Лиза. — Ты как раб на галерах. Что хорошего Костя тебе принёс? Ни-че-го!
Она хлопнула по столу.
— Всю молодость гулял! Домой эту… как её… парикмахершу…
— Милка.
— Да, Милка! Как корова на шоколадке! Ты на двух работах, а он на диване. Ему в санаторий, ему на море, а ты — к маме, к свекрови, на огород! А то, что у тебя в сорок лет нога болит — это нормально?!
— Лиза, он…
— Что он?! Священная корова?! Другие мужики жилы рвут, а ты за него пашешь!
— Ты будто не любишь его… — робко сказала я.
— Любить?! — Лиза задохнулась. — Помню, как его липкие ручонки по мне ползали!
Я застыла.
— Мы тогда на даче день рождения отмечали. Я спала, а этот… рот мне закрыл, в лифчик лез! А его мамка рядом лежала и смотрела! Потом сказала, что это я его соблазняла!
Я молчала. Сколько лет Лиза терпела…
А потом поняла — жила, как во сне.
У других женщины советовались с мужьями, хвастались подарками. А у меня? Пылесос. Мантоварка, потому что Костя любит манты. Духи, которые у свекрови пылились.
— Лиза… почему раньше не сказала?
— Раньше?! Ты жертва священная! У Кости гастрит, у Тани фигурное катание, у свекрови дача! А ты на всех пашешь!
Мы плакали, смеялись.
— Пожалела его… — прошептала я. — Он такой несчастный был… Очки большие… Никто его не любил…
— Бедная ты моя…
Теперь я ушла.
Квартиру сниму. Развод подам.
Таня извинилась. Пришла.
Костя навещал, четыре гвоздики принёс — в газету завёрнутые.
Не вернулась.
А через месяц он уже с Милкой гулял. Спина прошла.
Говорят, у Милки не забалуешь…
А мне плевать.
Я учусь жить.
Таня записала меня в салон.
Петя в горы позвал.
Никогда не поздно начать всё сначала.
Тяжело решиться. А потом — как по маслу.
Доброе утро, мои хорошие.
Обнимаю.
Шлю лучики добра.
Всегда ваша.
