КАК Я ЕЁ НЕНАВИДЕЛ… И ЛЮБИЛ
Смятой лист бумаги лежал в самом нижнем ящике её стола, придавленный заявлением об уходе. Я взял его в руки — и что-то внутри ёкнуло. Где-то в груди шевельнулось: это не просто клочок бумаги. Это письмо. Для меня.
Вспомнилось, как в детстве мы с пацанами играли в шпионов — писали невидимые записки молоком, уксусом, а потом грели их над конфоркой, чтобы проступили тайные слова. И мы с ней, с Надей, тоже когда-то обсуждали это, болтали во время обеденного перерыва, будто я не её начальник, а обычный парень, смотрящий на неё с обожанием.
Я не стал ждать конца рабочего дня. Рванул домой, дрожащими пальцами зажёг газ, поднёс лист к огню… И буквы проступили. Чёткие, выжженные горечью и правдой.
«Если ты это читаешь, значит, догадался, как увидеть невидимое. Значит, не всё ещё потеряно. Но знай — унижая меня, ты растоптал всё, что во мне к тебе теплилось. Ты получал удовольствие, видя, как мне больно, и это тебе нравилось. Ты забыл, что за холодной маской скрывается живой человек. Да, я могла отомстить. Но тогда стала бы такой же, как ты. А я — не ты. Прощай. Не ищи.»
Я перечитал письмо пять раз. Каждый раз — с новой болью. Словно слова выжигали сердце. В голове крутился один вопрос: за что я её так ненавидел? Почему?
Когда Надя впервые появилась в отделе, будто кто-то распахнул окно — в кабинет ворвались солнечный свет, свежий ветер, запах черёмухи. Я не был сентиментальным, но тогда… тогда я впервые понял, что значит потерять голову. В ней не было голливудской красоты. Было другое — энергия. Искра. То, что заставляло мужчин оборачиваться, а меня — гореть внутри.
Я видел женщин. Много. Ухоженных, красивых, с томными взглядами и сладкими улыбками. Я умел их читать, предугадывать желания. И получал, что хотел. Без лишних усилий. Свидания, цветы, поцелуи — и до свидания. Меня это устраивало. Я всегда держал дистанцию, оставаясь ведущим.
Но с Надей… Мне хотелось прижаться к её плечу, слушать её дыхание. Трогать её волосы. И забывать обо всём. Быть просто парнем, а не начальником. Человеком, готовым променять карьеру на возможность быть рядом.
Она была моей подчинённой. Надёжной. Спокойной. Умной. Я поручал ей сложные задачи. Она выполняла их без жалоб. Я мог на неё орать — а она молчала. Но её молчание било больнее любых слов. В нём была сила, от которой у меня дрожали руки.
И я унижал её. Снова и снова. Давил, подкалывал, издевался. Хотел сломать, чтобы потом собрать заново. Мечтал увидеть её слёзы. Представлял, как успокаиваю её, держу за руки, шепчу: «Прости, я дурак…». Но она не плакала. И не уходила. Она сжималась, терпела. И становилась сильнее. А я — слабее.
Я приносил ей конфеты. Искал её взгляд. Бросал небрежные комплименты. Надеялся, что она поймёт: я не просто начальник. Я — мужчина, который хочет быть с ней.
Однажды я не выдержал — подошёл и обнял. Крепко, но нежно. Она отстранилась, посмотрела прямо в глаза. Без злости. Без страха. Без ничего. И мне показалось — она видит меня насквозь. Это раздавило меня.
Я не мог признать, что равен ей. Я хотел владеть. Унижать. Приручить. Делал всё, чтобы доказать себе: она — никто. А сам сгорал от желания.
Пытался вызвать ревность. Громко болтал по телефону с другими. Приглашал их на обед при ней. Она молчала. Не реагировала. И это бесило больше всего.
Я был уверен — она чувствует то же. Что ей нужен мой голос, мои прикосновения, мой запах. Она просто держится. Но скоро сдастся. Обязательно.
Я знал — ей нужна эта работа. Значит, она останется. Вытерпит. А потом всё равно будет моей. Когда-нибудь. Ведь я привык получать то, что хочу.
Но в пятницу она не пришла. Не предупредила. Телефон не отвечал. Почта молчала. Проект не сдан. Я остался у разбитого корыта. Злился, ждал, что она появится. Объяснится. Но её не было.
Будто её и не существовало. Как утренний сон, который помнишь, но не можешь собрать воедино. Она исчезла — тихо, резко, навсегда.
А я… Тот, кто думал, что держит всё под контролем, остался с пустотой. С письмом, в котором — правда. Она была сильнее. Чище. И ушла первой.
Теперь мне не хватает её взгляда. Молчания. Даже её упрямства. Я ненавидел её. А на самом деле… просто не умел любить.
