Вся жизнь ему — а теперь я обуза и не нужна!

Я отдала ему все годы, а он заявил, что я ему мешаю и стала лишней.

Сердце моё разорвано, и рана от предательства сына, которому посвятила всю жизнь, не заживает. Я растила его одна, отказывала себе во всём ради его счастья, а теперь, став взрослым, он отвернулся от меня, обвиняя, будто я мешаю ему жить. Его слова, словно лезвие, вонзились в самое нутро, и теперь я не понимаю, как существовать дальше, чувствуя себя ненужной собственному ребёнку.

Меня зовут Людмила Степановна, скоро шестьдесят. Мой сын, Денис, — единственное, что у меня было. Родила я его одна, без мужа, в тихом городке на севере Сибири. Тогда мне уже перевалило за тридцать, подходящего мужчины не нашлось, а годы утекали. Работала инженером, жила в просторной трёхкомнатной квартире, откладывала деньги. Родителей не было — умерли рано, — но для сына я была готова на любые лишения.

Денис родился крепким, стал светом в моей жизни. Послушный, смышлёный, бойкий. В школе — отличник, участвовал во всём: от олимпиад до футбольных матчей. Как гордилась я, когда он с красным дипломом окончил юрфак и устроился в солидную консульскую фирму. Мечтала, что женится на достойной — умнице, красавице, воспитанной, чтобы стала частью нашей семьи. Но Денис привёл домой Анфису, и мечты рассыпались в прах.

Анфиса была не из тех, кого я представляла рядом с сыном. Невысокая, худющая, с жидковатыми косами, она не блистала ни статью, ни воспитанием. Работала кондитером — разве это серьёзная профессия? Пробовала говорить с Денисом, осторожно намекая, что он заслуживает лучшего, но он вспыхнул: «Мама, ты что, думаешь, я жену как холодильник выбираю? Я её люблю! Мне плевать на твоё мнение — женюсь на ней. Жить с тобой не будем, снимем квартиру, а потом и свою купим».

Слова его пронзили меня. Зачем им снимать, если у меня большая квартира, где всем хватит места? Но Денис стоял на своём, и вскоре Анфиса переехала. Смотрела я на неё и не понимала: где он такую нашёл? Хозяйка из неё — ноль: пыль копится, посуду моет кое-как, вещи валяются где попало. Я, приучившая сына к чистоте и здоровой еде, содрогалась от её привычек. Она жарила жирные битки, от которых весь дом пропитывался запахом — да это же яд! В один момент не выдержала и выкинула её стряпню в ведро.

Анфиса вспыхнула, как порох. «Да кто ты такая, чтобы со мной так?!» — закричала и, схватив сумку, хлопнула дверью. Я тут же позвонила Денису, рассказала, как его невеста нахамила. Но вместо поддержки услышала: «Мама, тебе не верю. Если из-за тебя мы с Анфисой разойдёмся, не прощу». Голос его был ледяным, чужим. Дышать стало нечем. Это я, его мать, отдавшая ему всё, вдруг оказалась виноватой? Я, растившая его одна, ночами не спавшая, работавшая в три смены, чтобы он ни в чём не знал нужды?

Я отдала Денису лучшие годы, забыла о себе, лишь бы у него было будущее. Мечтала, что он станет моей опорой, что будем жить одной семьёй. А теперь он смотрит на меня, как на обузу, защищая ту, что не уважает ни меня, ни наш дом. Анфиса вернулась через пару дней, и с тех пор между нами — стена. Денис почти не разговаривает, а если и говорит — сквозь зубы. «Мама, ты нам мешаешь», — бросил он как-то, и эти слова до сих пор сверлят голову.

Чужой чувствую себя в собственной квартире. Вся моя жизнь, отданная сыну, оказалась никому не нужна. Не знаю, где найти силы, когда тот, ради кого я жила, отвернулся. Его благодарность обернулась равнодушием, моя любовь — пустотой. И теперь я спрашиваю себя: в чём ошиблась? Всё, что делала, — было ради него.