**Дневник. Запись от 15 октября.**
Моя мать, мнящая себя утончённой аристократкой духа, живёт в выдуманном мире. Она называет себя художницей, окружена мишурой богемности и презирает тех, кто не вписывается в её кривые рамки. Моего мужа Дениса она возненавидела с первого взгляда — за то, что он не носит пиджаки, не лебезит перед её мазнёй и, по её словам, «позорит род». В итоге — вычеркнула нас из семьи, запретив приходить на праздники в Заречье. Но я не предам его ради её капризов.
Мать грезила о том, чтобы наша семья была «не такой, как все». Отец в молодости играл в духовом оркестре, она именует себя «творческой личностью», а сестра Маргарита до сих пор «ищет предназначение», хотя ей давно за тридцать. Я же, хоть и окончила музыкалку, не горела их фальшивым огнём «искусства». Мать вздыхала, что во мне нет «искры», и я росла с ощущением, будто подвела её. Но мне не нужен их мир притворства — я живу настоящей жизнью.
Со стороны мы, наверное, выглядим как интеллигентная семья. Но это обман. Мать так и не стала великой художницей — её «шедевры» пылятся в гараже. Она преподаёт рисование в школе, а свои полотна навязывает родне, которая вешает их из вежливости. Её «творчество» — брызги краски под напыщенными историями о «внутренних бурях». «Это придаёт глубину», — говорит она. Но я вижу правду: её увлечение — просто хобби, не больше.
Мать воображает себя ценительницей прекрасного. Она решает, кто достоин её круга, а кто — плебей. Мой Денис, по её словам, — «неотёсанный работяга». Он не носит костюмы, предпочитая простую одежду. Работает автослесарем, руки в ссадинах и масле. Но он знает своё дело, клиенты его уважают, и нам хватает на жизнь. Мать же видит только «засаленные кроссовки» и равнодушие к её «искусству».
Когда мы только начали встречаться, мать позвала нас на юбилей. Денис пришёл в чистой рубашке и аккуратных джинсах. Но она скривилась, будто он явился в рваной телогрейке.
— Неужели трудно надеть пиджак? — прошипела она, бросая взгляд свысока.
— Ты не говорила про дресс-код! — вырвалось у меня.
— Это же очевидно! — отрезала она.
Зато муж Маргариты явился в костюме, ляпнул пафосный тост — и мать растаяла. Мы выдержали час и ушли под её презрительные взгляды. Назавтра она позвонила и вынесла приговор:
— Больше не приводи его на наши праздники. Вы портите атмосферу.
Я онемела. Она хотела, чтобы я приходила одна. Как будто Денис — какой-то срам. Либо мы вместе, либо никак. Мы с ним решили: хватит. Пусть мать давится своими «аристократическими» посиделками.
Она осерчала. Звонила, уговаривала, но я не сдавалась. Тогда перешла в нападение:
— Ты губишь семью из-за этого грубияна! Он тебе не ровня! Ты училась музыке, а связалась с каким-то слесарем!
Я молчала. Какие «ровни»? Я обычная женщина без претензий. Училась хорошо, но гением не была. А её золотой зять, муж Маргариты? Безработный, сидит на шее у жены и родителей, зато умеет «элегантно» завязывать галстук. И это делает его достойным?
Я люблю Дениса. Он надёжный, искренний, сильный. С ним я — как за каменной стеной. Мне плевать, что он не разбирается в акварели или не носит смокинг. Пусть мать ноет — её мнение мне безразлично. Я выбрала свою семью, а не ту, что живёт в мире грез.
Но её слова всё равно режут. Она отрезала нас, будто мы — брак. Иногда думаю: как можно быть такой жестокой? Она отвергла не только мужа — отвергла меня. И всё из-за выдуманных «идеалов». Но я не отступлю. Мы с Денисом счастливы, и никакие «приёмчики» нам не нужны. Пусть мать тонет в своих иллюзиях — я выбрала настоящую жизнь.
**Вывод:** Кровь — не вода, но иногда родные становятся чужими. И лучше стоять на своём, чем гнуть спину ради чьих-то фантазий.
