**Заквашено с любовью**
Светлана приехала в деревню ранним сентябрьским утром, когда солнце едва золотило крыши домов. В автобусе пахло машинным маслом и мокрой овчиной, а за окном мелькали поля, тронутые первой рыжиной. На ногах — резиновые сапоги, за спиной — потертый рюкзак, в сумке — две банки кофе для тётки. Света сидела у окна, подперев ладонью подбородок, и думала: *Зачем я здесь? Квасить капусту? Или сбежать от города, где всё сводится к работе, метро и пустым стенам?* Ответа у неё не было. Только тяга — туда, где бабушка когда-то учила её плести венки из ромашек, а летние вечера пахли теплым хлебом.
Дорога тянулась долго. Когда автобус остановился у покосившегося столба с надписью «Малиновка», Света вышла, вдохнула воздух, пропитанный запахом прелой листвы, и улыбнулась. Здесь всё осталось прежним: скрип колодезного журавля, лай соседского Шарика, аромат переспелых яблок. Она поправила рюкзак и направилась к дому тётки.
Тётка Матрёна, как и ожидалось, копошилась в огороде. Света заметила её издалека — в клетчатом платке, с ведром в руках, посреди грядок.
— Ну, приехала! — крикнула Матрёна, выпрямляясь. Лицо её, морщинистое и доброе, озарилось улыбкой. — Думала, передумаешь. Сейчас руки сполосну — и к тебе.
Света кивнула, толкнула скрипучую калитку. Дом был старый, бревенчатый, но тёплый, будто живой. Внутри пахло сушёной мятой, печью и чем-то неуловимо родным. На кухонном столе лежали кочаны капусты, круглые и плотные, рядом — ножи и деревянная сечка.
— Уже за дело? — спросила Света, сбрасывая куртку.
— А то! — тётка вошла, вытирая руки об фартук. — Работы — невпроворот. Пока день не кончился.
Вскоре они сидели во дворе. Света шинковала капусту, Матрёна солила, пересыпая её морковью и тмином. Воздух наполнился терпким ароматом, а тишину нарушал лишь далёкий скрип телеги. Света молчала, но мысли уносили её в детство — к бабушкиным блинам, к вечерам у печки, когда за окном кружила метель, а в доме было уютно.
— Свет, а Лёшку помнишь? — вдруг спросила тётка.
— Как же, — усмехнулась Света. — Шалопай был редкостный. Мне чернильницу на платье опрокинул!
— Всё позади, — хмыкнула Матрёна. — Теперь парень — хоть куда. Дом построил, хозяйство крепкое. Жениться хочет, да невесту не находит.
Света подняла бровь, но промолчала.
— Говорил: «Света приедет — помогу». Сам бочку притащил, капусту заготовил.
— Ну и ладно, — Света пожала плечами.
Она не придала значения. Городская ведь, на неделю приехала. Но с первой ночи что-то изменилось. Деревня обняла её, как родная, и не отпускала. Каждый шорох, каждый скрип ворот шептал: *Останься*.
На следующий день тётка ушла в лавку. Света одна рубила капусту, погрузившись в ритм. Вдруг за спиной раздалось:
— Привет.
Она вздрогнула. Обернулась — Лёшка. Высокий, в поношенной телогрейке, с серыми глазами, будто видевшими её насквозь. В руках — ведро воды.
— Тише, не пугайся, — ухмыльнулся он.
— Не пугаюсь, — отложила нож Света.
Он подошёл ближе, заглянул в бочку.
— Ловко у тебя. Часто делаешь?
— У тётки каждый год, — ответила она, чувствуя, как теплеют щёки.
— Помочь?
— Подай кочан. А то руки онемели.
Он молча подал, потом присел рядом. От него пахло дымом и чем-то древесным.
— Пахнешь… хорошо, — вдруг сказал он. — То ли мылом, то ли мёдом.
— Мыло лавандовое, — смутилась Света.
— Красиво, — просто сказал Лёшка.
Она покраснела сильнее.
— Ты чего такой… смирный стал? — спросила, чтобы скрыть неловкость.
Он улыбнулся.
— Всегда таким был. Просто… дураком прикидывался. Ты мне нравилась. Потому и дразнил.
Сердце Светы ёкнуло. Они сидели молча, будто так и надо.
Когда вернулась Матрёна, Лёшки уже не было.
— Ну что, говорил? — прищурилась тётка.
— Говорил.
— И?
— И всё.
Тётка рассмеялась:
— Всё только начинается.
На третий день Света проснулась на рассвете. Небо хмурилось, но было тепло. Она заплела косу, накинула тёткин халат и вышла во двор. Мысли путались: пустая квартира, надоевшая работа… и Лёшка.
Он пришёл с банкой мёда.
— Наш, с пасеки, — протянул.
— Зачем? — взяла Света.
— Просто так.
Они пили чай, смеялись над соседским петухом. Лёшка привстал, чтобы уйти, и вдруг Света заметила: он взял её фартук, прижал к лицу и прошептал:
— Вот бы жену такую…
Она застыла. Выйдя на крыльцо, увидела его смущённый взгляд.
— Ты… слышала?
— Слышала.
— Я не…
— Не глупи, — перебила Света. — Я просто не знала, что так бывает.
Он шагнул ближе.
— Можно завтра прийти?
— Приходи.
К концу недели капуста была готова. Света сидела на крыльце, глядя, как солнце тонет за лесом.
— Домой собираешься? — спросила Матрёна.
— Не знаю… Тут хорошо.
Тётка улыбнулась:
— Хорошо — это когда сердце на месте.
А вечером Лёшка пришёл. Без повода. Они гуляли, смеялись, и когда он взял её за руку, Света не отдернулась.
Кто бы мог подумать, что любовь найдётся меж капустных листьев и старого фартука? Но так и вышло. И деревня, когда-то забытая, стала для СветИ когда осень сменилась зимой, а снег укрыл деревню пушистым покровом, Света поняла — она больше никогда не вернётся в город, потому что нашла то, чего так не хватало её сердцу: дом, теплоту и скрипучую калитку, которая теперь всегда будет для неё открыта.
