Мама сказала, значит так
Лена, ты что творишь? – Светлана Петровна заорала, дрожа от ярости. – От Игоря бросаешься из-за всяких ерунд!
– Мам, это не ерунда, – Лена сонно ответила, швыряя вещи в чемодан. – Уже десяток лет с Игорем – волюду.
– А дети? Навертела мозги, что у тебя дети!? – мать заслонила её, как припылила к шкафу. – Машка вчера спрашивала: «Почему папа не ночует дома?» Вот как ответить?!
– Скажи правду. Что мы с Игорем больше не живём.
Светлана Петровна схватилась за сердце, аж на кровать оплела.
– Господи! В наше время тетки терпели! А вы – раз, и кураж!
Лена замерла, теперь платье в руках держала. Глянула на мать – седая, с лицом, будто из газеты «Комсомолка», и знала: опять по старой схеме пойдёт.
– Мам, если бы была первая трудность – не разбежалась. Но десяток лет…
– Давай подсчитаю: сорок два года с твоим папой! И не кинула!
– Папа пил?
– Ну и как же! Никто не пьёт. Но всё-таки двери не закрывал, деньги жил.
– А бил?
– Лена, как так?! Твой папу таилица! Покойным его деньком хвалим.
– Не бьёт – это если не бьёт. А если бьёт?
– Он их два раза включил, когда она совсем… ну, с космоса.
Лена глаза закрыла, дыхнула – этот разговор они уже тридцать раз проводили. Мать и на конце хвост отступать не станет.
– Игорь меня бьёт, мам. И пьяный, и трезвый. Когда мухлюет, когда нет. Просто потому, что хочет.
– Не может быть, – бабушка головой машет. – Игорь инженер! Цивилизованный!
– Инженеры тоже бьют. Смотришь – твой отец, опять же.
– Ты где-то виновата. Надо уметь направлять, чутко быть.
– Виновата? Игорь меня по роже бьёт, а я виновата?!
– Не кричи на меня! – Светлана Петровна губы сжала. – Я не сказала, что ты виновата. Просто женщина в семье – дипломат.
– Дипломат. Ну, вчера я за суп пересолила – здоровому пинком в лицо. А позавчера за то, что телек включён громко.
Седая заметила синяк на лице – да и не скрыешь его мажейкой, но делает вид, что не видит.
– Лена, хорошего ума не подпущу. Но подумай: Маше восемь, Пете шесть! Им нужен отец!
– Им нужен отец, который их не пугает. А Игорь – крикучий пьяный с кулаками. Нормально ли?
– Дети привыкнут. Вырастунык – поймут.
– Поймут, что папа бьёт маму, а мать терпел? Что это нормально?
– Поймут, что семья – главное. Простить и терпеть.
Лена снова за вещами полазила. Каждый шаг – словно на её ребра хватают.
– Мам, я съезжаю к Тамаре. Она приютила, пока не выхлопочу квадрат.
– К Тамаре? – мать лицо скривила. – К этой разведенной? Её и настучала!
– Её не научили. Я сама решила.
– Сами решила! – Светлана Петровна закипела. – Тамара сама не сберегла мужика, теперь других подшпилит.
– Тамара счастлива. Её никто не подшпилил.
– Счастлива! – фыркнула. – Одна как ворох, детей в саду до вечера держит. И как ей весело-то?!
– Лучше её счастье, чем моё с Игорем.
– Лена, опомнись! Тридцать четыре года, разведенка с двумя детьми – кому ещё возьмёшь?
– Мам, я не замуж собралась. Просто жить хочу спокойно.
– Спокойно? Без мужа?! Женщина без мужа – это половинка.
Лена вырвала руку, к окну подошла. Во дворе детвора лазала на дерюх, мяч дергала. Когда она в последний раз нормально смеялась?
– Мам, а ты с папой счастлива была?
– Конечно! Долго же жили!
– Долго – не счастливо.
– Не умничай. Счастье – когда семья, дети дома. А не эти розовые глупости из телеэкрана.
– Значит, по-твоему, я должна с кулаками Игоря миром мирится, лишь бы формально замуж была?
– Должна думать о детях. О людях. Как одной двоих деток поднять?
– А что детки видят, как папа маму бьёт?
– Не при детях!
– Мам, Петя спросил, почему синяк на руке. Я сказала, что упала. А он: «Мама, а папа тебя не бьёт?» Шесть лет – и понимает. А ты «не при детях».
Мать заткнулась. Потом помялась:
– Всё равно неправильно. Семью сохранять надо. Мужик может измениться.
– За десяток лет всё хуже стал.
– Значит, не так действовала. Надо было…
– Что?! Дольше терпеть? Меньше разговаривать? Лучше готовить? Красивее наряжаться? Я всё это пробовала!
– Не кричи!
– Я не кричу! Просто пойми меня!
Вошла Маша:
– Почему вы с бабушкой ругаетесь?
Лена сразу смягчилась:
– Не ругаемся. Просто обсуждаем.
– А почему ты вещи собираешь?
– Мы с тобой и Петей на пару дней к тёте Тамаре поедем. Помнишь, она приглашала?
– А папа с нами?
– Нет. Папа останется.
Маша нахмурилась:
– А потом мы вернёмся?
Лена поглядела на дочку, потом на мать. Светлана Петровна молчала, но глазами «видишь, как ребёнок переживает» молила.
– Маша, иди к себе. Поиграй с Петей. Мы скоро закончим.
Девочка буркнула что-то и отошла. Лена дверь закрыла.
– Дети привыкнут. Лучше без скандалов.
– Лучше без отца? Я запрещаю себе!
– Мам, мне тридцать четыре. Ты не вправе.
– В волю права! Я твоя мать! И пока жива – защищу тебя от глухот!
– Защищать от попытки спастись от жестокости?!
– Защищаю от ошибки, которую всю жизнь жалеть будешь!
– Единственное, о чём я жалею – что не ушла раньше.
Светлана Петровна руки Лены взяла:
– Леночка, поверь материнскому опыту. Одной не справишься. Детям нужна полная семья.
– Мам, полная семья – когда родители любят. А не когда один жрёт.
– Любовь – не только медры. Это терпение, прощение.
– И синяки, жуть? Живность в доме?!
– Не драматизируй. Мужикам пар выпустить нужно.
Лена молчала. Знай, что мать свою позицию не сдвинет.
– Мам, я решила.
– Отменяй! Не позволю семью разрушать!
– Я не разрушаю. Я спасаю.
– От чего? От нормальной жизни?!
– От ненормальной. От агрессии.
– Насилие, насилие! Никто в наше время не знал таких слов!
– В ваше время женщины молчали. Умирали раком, не раньше.
– Что?! – мать побледнела.
– Ничего. Забудь.
– Нет, вспомни. Ты меня виноватой делаешь?
Лена молчала. Помнила, как мать мучалась ж живота, как отказалась к доктору: «Поболит, и пройдёт». А потом операция и химия.
– Мам, не хочу твоей судьбы повторять.
– Моя судьба – это нормальная женская! Семья, дом!
– Твоя – тридцать лет страха и ж доводки.
– Нет! – Светлана Петровна заплакала. – Я любила твоего папу!
– Ловила, мам. Но он тебя мучил.
– Молчи!
– Хорошо. Но Игоря я всё равно уйду.
– Лена, как мать прошу. Думай.
– Думала десяток лет. Хватит.
– Тогда… Не разговариваю! Нехочу тебя слушать!
– Не приду, мам. Если же одиноким останусь, не жди, что помогать будешь.
Она ушла. Лена на кровать присела – не плакала, только тело жило.
– Мама, а почему бабушка сердит? – вновь Маша.
– Переживает, что мы едем.
– Нам правда ехать?
– Да. Сегодня.
– Навсегда?
Лена дочку обняла:
– Нет. Только отдельно будем.
– А бабушка к нам приедет?
– Не знаю. Она ещё сердится.
– А я не боюсь больше. Мне и без папы родная.
После звонка Тамары Лена почувствовала подъём. Дети без вопросов вещи складывали. Она дверь закрыла.
Позади – десяток лет со счастьем, надеждами. Вперёд – неизвестность.
Мама сказала, что без мужа женщина не полна. Но она ошибается. Женщина без мужа – всё равно целая. Просто свободная.
