Во всяком районе живет человек с необычным увлечением.
У нас такой была Людмила.
Она не собирала ни монеты, ни почтовые марки, ни фарфоровые статуэтки.
Её коллекцией были одинокие башмаки.
Стоптанные, забытые на скамейках, брошенные в парках после шумных гуляний, оставленные на улице во время спешного переезда.
Заметив одинокий ботинок, она подбирала его.
Отмывала дочиста.
Ставила на полку у окна в своей скромной квартире.
Детские сандали, мужские кирзовые, женские туфли на каблучке — всё обретало приют.

Однажды сосед поинтересовался: «Зачем тебе это?»
Людмила ответила просто:
«Потому что каждому случалось чувствовать себя таким башмаком — оставленным не у дел».
Соседи лишь качали головами.
Но для неё это было ясно как день.
Потерянная обувь, говорила она, похожа на людей, что ощущают себя ненужными, позабытыми судьбой.
Людмила никогда не выбрасывала свои находки.
Она чинила стёртые подошвы, натирала кожу воском.
«Может, второй башмак истоптали, — рассуждала она. — Может, хозяин в спешке забыл. Но я не позволю им валяться в грязи, будто они ни на что не годны».

Если кто-то из жильцов переживал чёрную полосу, Людмила дарила ему одинокий башмак.
Заботливо обернув в газету «Правда», приговаривала:
«Храни, родной. Пусть напоминает: даже заблудившиеся души не теряют цены».
Слава разнеслась, когда местный парень снял её коллекцию для кинохроники.
Со всего района потянулись люди — оставляли у дверей стоптанные сапоги, латаные валенки.
И по сей день в её углу теснятся десятки пар.
Не от прихоти пустой.
А потому, что Людмила знала истину, позабытую другими:
Не всё одинокое — сломанное.
Иной раз оно ждёт, чтобы на него взглянули иначе.