Когда-то давно мне казалось, что судьба дарит мне сказку. Был у меня жених любящий, Федор Максимович, и жили мы в ожидании счастья в старом Смоленске, где ветер шепчет в берёзах. Даже мысль о том, что скоро стану матерью, грела душу, а свадьба наша должна была свершиться под перезвон колоколов. Но один визит в больницу перечеркнул всё, как крестьянский топор рубанул по корню.

Вечера мы с Федором проводили в тишине, у печки, мечтая о будущем. А за месяц до свадьбы начали меня мутить по утрам. Сердце шептало: чудо грядёт. Но я молчала, желая сделать сюрприз. В тот день поехала к матери в деревню, чтобы открыть ей радость свою.

В телеге голова закружилась, но списала на усталость. Мать, Аграфена Степановна, заварила мне иван-чая с мёдом, стало легче. Но ночью жар обхватил, будто в печи горю. Не стала перечить, когда мать позвала знахарку, а та, осмотрев, побледнела:

— В город, сейчас же! Жизнь твою спасать надо.

Слова её грянули, как гром среди ясного неба. Очнулась я уже после, в белой палате, а врач, старый, с бородой седой, смотрел на меня с жалостью:

— Выжила, дитятко. Но детей, видно, не будет…

Горе сдавило горло. Как сказать Федору? Ведь он так детей любит! Вернувшись, солгала, что просто хворь прихватила. Не знаю, поверил ли, но его мать, Марфа Тихоновна, сразу учуяла неладное.

Накануне свадьбы собрались мы с Федором отдохнуть, да дела задержали. Вернулась раньше — и на пороге услышала голос Марфы Тихоновны:

— Говорила же, она к тому Гришке бегает! Неделю в больнице пролежала, а ты хоть бы хны!

— Маменька, да просто нездоровилось ей… — пробовал Федор оправдать.

— Ослеп ты! Аборт, видно, сделала, да неудачно. Я баба, мне виднее! Свадьбу отменяй — позор на всю округу!

Мир поплыл перед глазами, и я рухнула наземь. Очнулась — передо мной Марфа Тихоновна с чашкой чая:

— Очнулась, голубка? Попей, обсудить надо.

И Федор, не глядя в глаза, заговорил:

— Катенька… свадьбу отложим. Ты больна.

— Да не о болезни речь! — прошептала я. — Ты же слышал, как мать твоя клевещет!

— Григорий всегда к тебе неравнодушен был… Может, вспомнила старое?

— Никогда! Внематочная была, чуть не умерла! Скрывала, чтобы тебя не ранить… А теперь и детей не будет…

Он отвернулся — хуже всяких слов.

— Прости, но не верю. Поживу у родителей…

И ушёл, не оглянувшись.

Теперь сижу одна, а за окном ветер воет, будто плачет по моей погибшей судьбе. И не знаю, как жить дальше, когда всё, чем сердце жило, обратилось в пепел…