**Золотые чашки**
Сколько себя помнила, Ольга всегда жила вдвоём с матерью. Мать, конечно, любила её. Но приходилось работать, и девочка часто оставалась одна. Мама трудилась в продуктовом, приносила домой еду в помятых, а то и рваных упаковках.
— Не страшно, что коробка помята, зато почти даром. Внутри всё целое. Ешь, не стесняйся, — говорила мать, высыпая печенье в вазу и швыряя смятый пакет в ведро.
К ним иногда заходили какие-то люди. Мама отдавала им свёртки или пакеты.
— На новые сапоги тебе, — поясняла она, когда очередная посетительница уходила, а сама довольная прятала купюры в шкаф.
Отца у Ольги не было. Он удрал, едва узнал о беременности. Даже расписаться не успели. Бабушки с дедушкой тоже — дед умер давно, а бабка отвернулась от дочери, назвав её гулящей.
Квартира — однокомнатная, но своя. Мать обожала всё броское: на окнах — занавески с алыми розами, на комоде — пластиковые пионы в массивной вазе. Сама красилась ярко, волосы красила в медно-рыжий, подводку не жалела. Ольге она казалась прекрасной.
Сама девочка была самой обычной. К шестому классу одноклассницы начали шептаться о мальчишках, но никто не замечал тихого Степана. Может, потому, что он не дрался и не хулиганил. Учился на пятёрки, говорил чётко, без слов-паразитов. Педагоги ставили его в пример.
И вот именно он привлёк внимание Ольги. Как-то на уроке он отвечал у доски, а она разглядывала его, пытаясь понять, чем он так цепляет. Их взгляды встретились — и Степан запнулся, чего с ним почти никогда не случалось.
Позже она всё чаще ловила на себе его взгляд. Так и переглядывались до старших классов.
В десятом он сломал ногу и неделю не появлялся в школе.
— Морозова, — позвала классная, — отнеси Степану задания, объясни новую тему. Ты живёшь ближе всех. — И вручила ей адрес.
Оказалось, он жил через двор. Дверь открыла бабушка — миниатюрная, седая, в белой блузке с кружевным воротничком и тёмно-синем сарафане. Ольга подумала, что старушка либо только что пришла, либо собиралась выходить, но нет — Елизавета Петровна всегда выглядела так, будто ждала важных гостей.
А мать Ольги дома щеголяла в коротком халате с глубоким вырезом, и ничуть не смущалась, если кто-то заставал её в таком виде.
— К Стёпе? Раздевайся. Тапки надень. Идём. — Бабушка провела её в комнату внука.
Ольга разглядывала старинный гарнитур из тёмного дерева, белоснежные шторы, хрустальную люстру. Больше всего её поразил сервант с фарфором, который Елизавета Петровна называла «горкой». Всё тут было иным, непохожим на её привычный мир.
У Степана была своя комната! О таком Ольга только мечтала. Он сидел на диване с гипсом, читал. Книги стояли повсюду — на полках, в шкафу до потолка.
— Ты все их прочёл? — спросила она.
— Большую часть, — ответил он.
Она взяла «Графа Монте-Кристо».
— Любимый роман. Читала? — Степан не отводил взгляда.
— Только фильм смотрела, — смутилась Ольга.
— Кино — не то. Возьми, если хочешь.
— Возьму.
Потом бабушка позвала их к столу. Степан ковылял, опираясь на костыль.
— Больно?
— Только если наступать.
Ольга никогда не видела такого чаепития: скатерть, пироги, вазочка с вареньем. Но больше всего её поразили чашки — тонкие, с позолотой, сквозь стенки просвечивал чай. У них дома пили из грубых кружек разных размеров. Такие сервизы, думала она, достают только для самых важных гостей. А она — просто одноклассница.
— Угощайся, — улыбнулась Елизавета Петровна, подвигая ей конфеты в блестящих обёртках. У Ольги дома конфеты были без фантиков — их покупали на развес.
После чая они вернулись в комнату.
— Ты с бабушкой живёшь? Родителей нет?
— Как нет? Есть. Врачи, часто в командировках. Сейчас в Южной Америке.
Вот почему он не такой, как все. У него — светлая квартира с сервантом и чашками. Есть родители и бабушка, которая печёт пироги сама. Своя комната с книгами…
После их дома их с матерью жильё казалось Ольге убогим и безвкусным. Она проглотила книгу за два дня, чтобы вернуть и снова оказаться в той квартире, снова пить чай из золочёных чашек.
С тех пор она стала частой гостьей, даже когда Степан выздоровел. Читала по вечерам, забывая про уроки. Хорошо, что мать не интересовалась её делами — та сама пропадала у нового ухажёра, иногда ночуя у него.
Со Степаном они ходили в кино, но чаще просто гуляли. Он мечтал стать хирургом, как родители и бабушка (в прошлом — акушер). На вопрос, кем хочет быть Ольга, она терялась.
— Зачем тебе университет? Главное — удачно замуж. Иди в колледж на бухгалтера. Деньги стабильные, — учила мать.
Разве это мечта — считать чужие финансы? Ольга отмалчивалась.
Степан не говорил о любви, даже когда они целовались. После школы он уехал в Питер. Ольга с матерью как раз гостили у её подруги в Сочи. Проститься не вышло, а к Елизавете Петровне идти за адресом постеснялась. Но она ждала. Он же вернётся. А пока училась на бухгалтера.
Устроиться помог Олег, очередной мамин кавалер. Встретила его всего раз — когда мать позвала «на чай познакомиться».
— Ты взрослая, сама зарабатываешь. Могу спокойно переехать к Олегу. Квартира твоя, не начуди, как я. Выбирай мужа с деньгами, — наставляла мать.
Так Ольга осталась одна. За ней стал ухаживать водитель директора после того, как возил её в банк по работе. Напоминал Степана — может, поэтому она и ответила. Носил костюм, говорил тихо.
Однажды, возвращаясь из магазина, она прошла через двор Степана. У подъезда стоял катафалк. Из дверей вынесли гроб. И вдруг она увидела его — стоял рядом, опустив голову. Ольга подошла.
— Елизавета ПетровнаОльга поняла, что всё это время по-настоящему счастлива была только тогда, когда пила чай из тех самых золотых чашек — и больше не хотела довольствоваться подделкой.
