Мне 44 года, и моё детство прошло в семье, о которой многие вздыхают со светлой завистью. Родители — оба известные врачи, владевшие частными клиниками в тихом городке под Самарой, — и старший брат, мой верный товарищ с пелёнок до студенческой скамьи. Казалось, так будет всегда: уют, поддержка, бесконечное тепло. Но судьба подбросила мне встречу, что перечеркнула всё, будто злая шутка.
Я встретил Алёну на первом курсе. Она была моей противоположностью, словно тусклый ноябрьский день и яростный летний полдень. Сирота, выросшая в приюте под Воронежем, её взяли приёмные родители, но ненадолго — семья распалась, мать запила, отец исчез в тумане. Алёна выжила, как волчонок: сама оплачивала учёбу, таскала сумки в круглосуточном магазине, а по ночам зубрила конспекты. Красный диплом, стальные нервы — её упорство гипнотизировало.
Сначала всё было как в сказке. Пока я не привёз её в родительский дом. Алёна, привыкшая к облупленным стенам, сжала губы при виде нашего особняка. Молчала, но позже выкрикнула в ссоре: «Вы все тут — барчуки в шёлковых перчатках!» Голос её дребезжал, как разбитое стекло. Я смолчал, списав на старые шрамы.
Перед свадьбой я проболтался, что родители хотят оплатить банкет. Алёна вспыхнула, будто подожжённая спичка: «Я не нищая, чтобы им кланяться!» Втайне я взял у родителей деньги, скрыв это. Она сияла на свадьбе, уверенная, что мы всё сделали сами.
Когда узнали о беременности, родители принесли ворох детских вещей. Алёна улыбнулась им в лицо, а потом прошипела: «Больше их благотворительности не надо». Я врал родителям, что у нас всё есть.
Перед родами грянул гром: они привезли коляску за 50 тысяч рублей — ту самую, из бутика. Алёна остекленела: «Заберите этот понт!» Крики, слёзы, и — преждевременные схватки. Вину она возложила на них: «Вы своими деньгами меня в гроб вгоните!» Я впервые крикнул в ответ: «Хватит!»
А потом — ультиматум. Либо я с ней и дочерью, но порываю с семьёй навсегда, либо развод и прощай, папочка. Сердце рвалось пополам, но я выбрал её. Мы уехали в Тверь, в хрущёвку с протекающим потолком.
Двенадцать лет без звонков родителям, без смеха брата. Я — школьный учитель, считающий каждую копейку до зарплаты. Алёна теперь — слабая тень той гордой девушки. Её гордость превратилась в желчь, разъедающую всё вокруг.
Я думаю о разводе. Дочь подросла, и, может, поймёт. Я ошибся. То, что казалось силой, оказалось тюрьмой. И теперь я смотрю на руины былого, спрашивая: как я не разглядел, что её душа — это смрадный подвал, куда она затащила и меня?
