Маршрутка тряслась по разбитым улицам Нижнего Новгорода. Светлана сидела у окна, прислонившись к холодному стеклу. Одной рукой держалась за потёртый поручень, другой — сжимала потрёпанный пакет из местного магазина «Пятёрочка». Пакет был мятый, с выгоревшим логотипом. Внутри лежал торт в коробке. На крышке — завитушками: «Нежность». Горьковатая шутка. Особенно сегодня.
Тридцать три. Её день рождения.
Телефон молчал. Ни звонка, ни сообщения. Только реклама, спам и шаблонная открытка в мессенджере от однокурсницы, с которой они не виделись лет десять. Смайлик, ни слова от себя. Как будто ткнула наугад. Ни «поздравляю», ни «как дела». Ничего.
— Девушка, выходите? — раздалось сзади.
Светлана вздрогнула. Кивнула. Поднялась. Вышла.
Двор был тот же, где прошло её детство. Тот же тополь, те же облупившиеся скамейки, ржавые качели, припорошенные инеем. Под этим деревом когда-то прятались с мамой от летнего ливня. Тогда казалось, что так будет всегда — её рука в маминой ладони.
Теперь всё было как раньше, но словно под стеклом. Не чувствовалось возвращения — скорее, будто зашла в музей собственной памяти.
Мама жила на третьем этаже. Дверь, как всегда, не заперта. Она никогда не спрашивала, когда приедет дочь. Просто ждала. И оставляла дверь открытой.
— О, торт принесла! — встретила она, улыбаясь. Ни «здравствуй», ни «как дорога». Будто торт был главным, а всё остальное — мелочью.
На кухне пахло жареной картошкой с луком. Знакомый запах. Тот самый, из времён, когда казалось, что впереди — всё. Часы на стене тикали монотонно, напоминая: жизнь идёт, даже если ты стоишь на месте.
— Ну как ты? — спросила мама, не отрываясь от плиты.
— Ничего, — тихо ответила Светлана. Потом, после паузы, добавила: — Как будто… ничего.
Мама промолчала. Поставила перед ней тарелку. Переполненную, как всегда. Будто едой можно было засыпать пустоту.
Потом долго выбирала нож. Словно от этого зависело, сбудется ли желание, если разрезать торт правильно.
— С днём рождения, — сказала она, будто выдавливая слова.
— Спасибо, — ответила Светлана.
— Ты молодец. Держишься.
— А надо? — глухо, без вызова.
Мама подняла глаза. Без осуждения. Без упрёка. Только с тихой грустью тех, кто уже пережил всё, что можно, и всё равно продолжает жить.
— Иногда — не надо, — призналась она. — Но всё равно держишься. И это уже многое.
Позже, когда на столе остались крошки и остывший чай, Светлана вышла на балкон. Облокотилась на перила. Внизу кричали дети, гоняли мяч. Сосед на третьем жарил шашлык — запах дымился даже в морозе. За окнами — чужие квартиры. Чужие голоса. Кто-то смеялся, кто-то ругался, кто-то развешивал бельё. Жизнь шла. Без неё.
И вдруг, стоя в холодном вечернем воздухе, она почувствовала, как что-то внутри отпускает. Не с рыданиями. Не с криком. А тихо, почти незаметно. Будто камень, который она носила годами, начал таять где-то под рёбрами.
Вечером она поехала обратно. В кармане — пустой пакет от торта. В маршрутке пахло бензином, кожзамом и чужими духами. Кто-то дремал, кто-то листал телефон. Парочка сзади шепталась и смеялась.
Она молчала.
Открыв дверь своей квартиры, первым делом сняла куртку — и услышала шорох. На полу лежала открытка. Настоящая, бумажная. Неровные буквы, без подписи.
*Ты делаешь больше, чем кажется. Ты есть. С днём рождения.*
Она стояла, держа её в руках. Не узнала почерк. Не поняла, кто мог оставить. Но улыбнулась.
Тихо. Без надрыва. Просто — будто кто-то коснулся души.
И в этот момент она подумала:
Может, этого достаточно.
Может, жизнь — это и есть такие дни.
Когда кажется, что ничего.
А на самом деле — всё.
