— Ты уходишь к этой простушке? — голос Ларисы дрожал от ярости.
— Не смей так говорить, Лариса. Это мой выбор, прости, — я в спешке складывал вещи, избегая её взгляда.
— Очнёшься же, когда все начнут смеяться! Вся Электросталь обсуждать будет! На кого ты променял? На какую-то простушку из Орла! Что я детям скажу? Что их отец, такой утончённый, ушёл к деревенской кухарке? — Лариса сжала платок так, что костяшки побелели.
— Дети взрослые, Лариса. Алёнка скоро замуж выходит, а Денис сам себе хозяин. Наш пример им не указ. А что люди скажут — да какая разница? Я в их жизнь не лезу, пусть и в мою не суют нос.
Не вышло убедить. Развод — всегда боль, даже если чувства давно сгорели. Лариса отвернулась к окну, плечи её подрагивали. Мне не было жаль. Внутри — пустыня, будто пожар прошёл.
—
Лариса — моя третья жена. Когда мы встретились, сердце забилось, будто в восемнадцать. Красивая, ухоженная, с царственной осанкой. Я и сам был не лыком шит — женщины всегда ко мне тянулись. Но влюблялся легко, женился не думая. Правда, потом быт убивал романтику, и я сбегал. Дети были только с Ларисой.
Думал, она — моя последняя пристань. Но любовь, как яблоко, со временем превратилась в сушёную дольку. На людях — идеальная пара: улыбки, дорогие вещи, показная гармония. Соседи шептались: «Вон, семейка-то какая благополучная!», а мы шли мимо, будто на красной дорожке.
Но за закрытой дверью — другой мир. Лариса не вникала в быт. Холодильник пуст, бельё горами, пыль — как в заброшенной избушке. Зато она сама — маникюр, укладка, макияж. Лариса считала себя центром вселенной. Она не любила — позволяла, чтобы любили её. Дети и я были где-то на периферии её внимания.
С нами жила моя мать, Татьяна Фёдоровна. Долго терпела, но потом взяла детей в руки. Мягко учила Алёнку и Дениса готовить, убирать, жить по-человечески. Лариса же величала их полными именами — Алена, Денис — и держалась отстранённо. Дети прилипли к бабушке, а от матери отдалились.
Лариса запрещала мне общаться с соседями, называя их «серой массой». Сама же даже «здравствуйте» бросала сквозь зубы.
Первые годы я был слеп. Любил, радовался. Алёнка в школе звездила, а Денис еле тройки тянул. Удивляло: один дом, одно воспитание — а дети будто с разных планет. Дениса таскали за уши, но он упрямо не учился. К старшим классам он возненавидел сестру за её успехи. Иногда мне приходилось растаскивать их драки, чувствуя, как семья трещит.
—
Это были девяностые. После школы Денис связался с бандитами и пропал. Три года — ни слуху, ни духу. Искали, в милицию писали — без толку. Смирились. Мать, глядя на Ларису, ворчала:
— Дети — зеркало семьи.
Лариса злилась, запиралась в ванной и рыдала. Но однажды Денис вернулся — худой, в шрамах, с потухшим взглядом. С ним была жена, такая же измученная. Мы приняли их, но с опаской. Денис смотрел на нас, как на чужих.
Алёнка тоже сбежала из дома. Жила с каким-то подозрительным типом, без росписи. Приходила с синяками, но молчала.
— Алёнка, брось его, он же убьёт тебя! — умоляла мать.
— Бабуль, всё нормально. Просто упала, — Алёнка уже не была той звездой из школьных лет.
—
А потом я, седой уже, влюбился. Не ожидал от себя такого. Домой идти не хотелось: там — склоки с Денисом, холод Ларисы, упрёки матери. Три брака, а в итоге — дети несчастные, жена — не хозяйка.
На заводе, где я работал, в столовой готовила Валентина. Простая, добрая, с широкой улыбкой. Годами не замечал её — полноватую, в белом фартуке. Но её смех однажды разбудил во мне что-то давно забытое. Валя шутила, рассказывала байки, и от неё веяло уютом. Я стал задерживаться в столовой, под любым предлогом заводил разговоры.
Валя была полной противоположностью Ларисы. Косынка, ногти без лака, только яркие губы. Но в её доме пахло пирогами, холодильник ломился от еды, а соседи знали — у Вали всегда найдётся кусок хлеба для голодного. С ней я оживал.
Начал ухаживать: цветы, кино, прогулки. Валя не поддавалась сразу.
— Виктор, ты мне нравишься, но у тебя жена, дети. Не хочу быть разлучницей, — говорила она.
Я колебался. Решиться на развод было как прыгнуть в ледяную прорубь. Но слухи дошли до Ларисы. «Доброжелатели» рассказали всё: кто Валя, где живёт, как давно я исчезаю по вечерам. Лариса закатила истерику, называла Валю «деревенской дурочкой», грозилась наложить на себя руки.
Через полгода я собрал вещи и ушёл к Вале. Она встретила меня радостно, но строго сказала:
— Через месяц приносишь свидетельство о разводе. Иначе — до свидания.
Я развёлся. Мы расписались. Ни о чём не жалею. Алёнка и Денис теперь заходят к нам. Валя кормит их до отвала, и они потихоньку оттаивают. Алёнка, кажется, бросила того урода. Денис пришел в себя, даже работу нашёл, ждёт ребёнка. Валя их помирила:
— Родная кровь — не вода. Держитесь друг друга, а не шляйтесь по подворотням.
Теперь брат и сестра снова близки. Мать умерла, унеся с собой все обиды. Лариса постарела, её спесь куда-то ушла. При встрече делает вид, что не знает меня. Живём в соседних дворах, но старые тропы не топчу.
Может, кто-то осудит. Но это моя жизнь. И я за неё в ответе.
—
Эта история случилась в маленьком городке под Воронежем, где я искал счастье, а нашёл его в тёплых руках простой женщины.
