**Дневник.**
Когда мой сын, Игорь, заявил: «Папа, я сделаю ремонт в твоей квартире, деньги уже готовы. А ты пока поживёшь в пансионате для пожилых», я онемел. Мы с женой, Галиной, отдали единственному сыну все силы — время, деньги, здоровье. Мечтали, что он станет нашей опорой в старости. Но его предложение прозвучало, будто удар под дых.
Наша жизнь и так была не сахар. Я трудился на фабрике, Галя — в школе. Денег хватало впритык, но для Игоря мы не жалели ничего. Помню, как брал подработку, чинил соседям телевизоры, чтобы купить ему новые ботинки. Галина ходила в одном и том же пальто годами, зато сын ездил на экскурсии с классом. Хотели, чтобы выбился в люди, не знал нашей нужды. И он вроде ценил это: учился хорошо, окончил университет, устроился в Москве. Гордились им, хоть виделись редко — погрузился в свою жизнь.
Когда Галина слегла, Игорь приезжал редко. Говорил: «Дела, командировки, вот скоро выберусь». Не осуждал — молодым не до стариков. Но после её смерти остался один в этой хрущёвке, где каждое пятно на обоях — память. Детские каракули Игоря, потертый ковёр, за которым Галя пила чай с вареньем, старый буфет с трещиной — всё родное. Не хотел ничего менять, но сын однажды примчался и сказал: «Здесь же дышать нельзя! Я сделаю евроремонт, будет конфетка!» Обрадовался: заботится.
А потом он добавил: «Пока ремонт, тебе лучше в пансионате пожить. Там уютно, я всё уладил». Сердце сжалось. Пансионат? Мне всего 65, сам в магазин хожу, щи варю! Квартира старая, но это мой дом. Попробовал отказаться — Игорь и слушать не стал: «Это временно, пап. Я же для тебя стараюсь». Голос уверенный, а взгляд чужой — будто уже всё решил за меня.
Сперва поверил. Думал, хочет как лучше. Но чем дальше, тем больше гложет вопрос: зачем ему это? Если ремонт, почему не снять мне комнату? Почему сразу пансионат? Соседи шептались: мол, дети стариков выселяют, а квартиры сдают. Неужели мой Игорь…?
Не выдержал, позвонил: «Сын, объясни, что за игра?» В ответ — злость: «Я тебе благо устраиваю, а ты не ценишь!» Но эта злоба лишь подтвердила мои опасения. Твёрдо сказал: «Не уеду». Он бросил трубку. С тех пор молчит.
Теперь сижу у окна, перебираю старые фото и думаю: где мы с Галиной дали маху? Слишком любили? Не приучили к благодарности? Или столица его испортила? Не знаю. Но одно ясно: свой дом я не отдам. Это последнее, что осталось от нашей жизни. Если Игорь хочет что-то решать — пусть придёт и скажет прямо.
Каждый вечер молюсь, чтобы сын одумался. Чтобы вспомнил, как мы учили его кататься на коньках, как Галина плакала от счастья, когда он получил первую пятёрку. Верю, что где-то в нём живёт тот мальчишка. Но если нет… Что ж, я прожил жизнь не зря. А вот ему однажды придётся посмотреться в зеркало. Выдержит ли?
