Я не буду жить с чужой старухой! заявил внук, сверкая глазами.
Мам, ну скажи ему сама! У меня уже нервы сдают! Ольга нервно теребила край скатерти, избегая взгляда сына.
Что тут объяснять? Кирилл грохнул кружкой об стол и уселся напротив. Ясно же сказал: через неделю съезжаю. Квартиру снял, залог отдал.
Сынок, но как же мы… начала Ольга, но Кирилл резко перебил:
Мам, мне двадцать семь! Пора бы уже, как все нормальные люди, отдельно жить!
Из соседней комнаты донесся кашель, потом глухой стук будто что-то упало, и недовольное ворчание.
Вот видишь, вздохнула Ольга, опять что-то уронила. Надо проверить…
Не ходи, Кирилл схватил мать за плечо. Пусть сама разбирается. Ты ей не сиделка.
Кириллушка, она же пожилая…
Мам, хватит! голос сына стал твёрже. Она тебе никто! Папина мать, которая всю жизнь тебя третировала.
Ольга поморщилась, будто от удара. Так и было: свекровь Вера Семёновна с первого дня её невзлюбила. Когда молодые поженились, та крутила носом: мол, сын мог бы и получше найти, эта Ольга из простых, да и характер у неё хуже горькой редьки. А после рождения Кирилла и вовсе заявила, что внука будет воспитывать, потому как мать необразованная и руки не оттуда растут.
Помнишь, как она тебя величала? продолжал Кирилл, видя, что попал в точку. «Эта твоя Ольга». Даже имени не удостаивала. А после папиной смерти…
Замолчи, тико попросила Ольга. Не надо.
Но сын не унимался. С тех пор, как отца не стало, прошло три года, а боль не утихла. Вера Семёновна тогда прямо заявила: квартира её, раз уж сын умер, а значит, Ольге с Кириллушкой пора на выход. Что, мол, хватит терпеть этих чужаков под своим кровом.
А кто её в больницу возил, когда у неё давление скакало? не сдавался Кирилл. Кто лекарства покупал? Кто ночами у кровати сидел?
Ладно, хватит, Ольга встала, начала собирать со стола.
Не хватит! Ты же видишь, что она творит! Специально ночью грохочет, телевизор на полную громкость включает. То суп невкусный, то бельё не так постирано. А эти её шуточки про то, что ждут не дождутся, когда она ноги протянет…
Из комнаты раздалось:
Ольга! Иди сюда!
Ольга машинально двинулась к двери, но Кирилл перехватил её за руку.
Куда? Пусть сама идёт, если что нужно.
Кирилл, ей тяжело…
Ей тяжело? Да она здоровее нас с тобой! Просто привыкла помыкать. Папа перед ней на задних лапках скакал, теперь ты подхватила эстафету.
Ольга! голос стал резче. Ты оглохла?
Ольга вырвала руку и пошла к свекрови. Вера Семёновна лежала, укрытая до подбородка, а рядом валялась книга.
Подними, буркнула она. Читать хочу.
Вера Семёновна, очки надели?
Конечно! Ты что, думаешь, я слепая? старуха нахлобучила очки. И чаю принеси. Горячего. А то вчера плеснула какую-то бурду.
Ольга молча подняла книгу и пошла на кухню. Кирилл сидел за столом, тёмный, как туча.
Ну что, опять побежала по первому зову?
Не заводись, устало сказала мать.
Мам, слушай внимательно, Кирилл придвинулся. Я переезжаю. И ты со мной.
Ольга замерла с чайником в руке.
Как это?
Очень просто. Квартира двушка, места хватит. Живи спокойно, без вечных придирок.
А она?
А она пусть пожинает плоды. Как аукнется, так и откликнется.
Кириллушка, я не могу… Она же одна останется.
Отлично! Пусть почувствует, что значит без твоей помощи.
Ольга поставила чайник, оперлась о стол. В голове каша, а в груди странное чувство: вина напополам с облегчением.
Мам, помнишь, что она сказала после папиных похорон? голос Кирилла смягчился. «Теперь можете съезжать квартира моя». Помнишь?
Ольга кивнула. Этот разговор врезался в память навеки. Вернулись с кладбища, а свекровь, до этого молчавшая, как рыба, вдруг объявила: теперь тут хозяйка она, а им дорога.
А кто тогда сказал, что никуда не уйдёт? Кто поклялся за ней ухаживать, несмотря ни на что?
Я… призналась Ольга. Но тогда… она только сына потеряла…
Мам, прошло три года! Три года ты ей прислуживаешь. А она хоть раз спасибо сказала?
Ольга задумалась. Благодарности от Веры Семёновны она не слышала ни разу. Только ворчание: то суп пересолен, то рубашка не так выглажена. А недавно старуха и вовсе заявила соседке, что живёт с посторонними, которые только и ждут её кончины.
Ольга! Где чай?! донёсось из комнаты.
Несу! автоматически откликнулась Ольга, но Кирилл встал поперёк.
Нет, не несишь. Садись.
Кирилл…
Мам, сядь. Надо поговорить.
Ольга нехотя опустилась на стул. Кирилл взял её руки в свои.
Мам, я не буду жить с чужой бабкой, твёрдо сказал он. И тебе не советую. Тебе ведь всего пятьдесят. Жизнь ещё впереди. Зачем тратить её на того, кто тебя ни во что не ставит?
Она не чужая, Кириллушка. Твоя бабушка.
Бабушка? Кирилл горько рассмеялся. Да она меня с пелёнок не любила. Говорила, что в папу я не вышел, а характер в мать, скверный. А когда в институт поступил так вообще заявила, что зря деньги тратят: из меня толку не будет.
Ольга молчала. Она помнила всё. Но муж тогда просил не обращать внимания: мол, мать у него сложная, но в душе справедливая.
Ольга! голос из комнаты загремел. Ты живая там?!
Кирилл резко встал и направился к бабушке. Ольга слышала, как он говорил:
Бабуля, мама занята. Хотите чай вставайте сами.
Как ты смеешь?! взорвалась Вера Семёновна. Позови мать!
Не позову. И вообще, предупреждаю: через неделю мы съезжаем.
Куда?!
В новую квартиру. Я и мама.
Тишина. Потом неверующий голос:
А я?
А вы останетесь. Как всегда хотели.
Кирилл! окликнула Ольга, но сын уже вернулся, довольный.
Всё, донес. Теперь пусть думает.
Надо было сначала со мной посоветоваться…
Мам, да о чём тут советоваться? Ты сама сто раз говорила, что устала от её выходок.
Это была правда. Особенно после случая, когда Вера Семёновна при всех назвала Ольгу дармоедкой.
Из комнаты донеслись всхлипы. Ольга вскочила, но Кирилл покачал головой:
Не ходи. Это спектакль. Сейчас поплачет, а потом начнёт давить на жалость.
А вдруг правда расстроилась?
Правда? сын усмехнулся. Мам, а где были её слёзы, когда она нас выгоняла?
Ольга вспомнила тот день. Свекровь не проронила ни слезинки. Наоборот, говорила с каким-то торжеством.
А потом что случилось? продолжал Кирилл. Гипертонический криз. И кто её таскал по врачам?
Я…
Вот именно. А она, едва оправившись, снова за своё.
В комнате стихло.
Видишь? Кирилл кивнул. Поняла, что слёзы не работают, и перестала.
Ольга выпила воды. Сын прав. Вера Семёновна никогда её не ценила. Но оставить старуху одну…
Мам, подумай о себе, мягко сказал Кирилл. Тебе ведь тоже хочется жить?
Ольга кивнула. Хочется. Без вечного напряжения. Без упрёков.
А помнишь, как раньше было? Когда папа был жив? В театр ходили, гости собирались… А теперь?
Ольга вспомнила: три года как в клетке. Работа дом аптека. Подруга Галя звала в кино, но нельзя же больную одну оставить…
Мам, давай попробуем, уговаривал Кирилл. Поживём отдельно. Если увидим, что ей совсем худо решим.
А вдруг что случится?
Телефон есть. Соседи. Ну, или сиделку нанять, если согласится платить.
В дверях появилась Вера Семёновна.
Значит, бросаете старуху?
Никто вас не бросает, спокойно сказал Кирилл. Просто уезжаем.
А я как одна? Больная?
Не настолько больная, как притворяетесь. И потом, вы же сами нас выгоняли.
Свекровь замялась.
То было другое…
Что другое? Кирилл подошёл ближе. Тогда тоже предлагали нам съехать.
Но теперь я слабая!
Может, стоило раньше думать? голос Кирилла зазвенел. Прежде чем обижать тех, кто потом три года вас выхаживал?
Вера Семёновна перевела взгляд на Ольгу.
Ольга, ты же не оставишь меня?
Ольга молчала. Внутри боролись жалость и обида.
Мам, скажи ей правду, тихо попросил Кирилл. Как ты устала. Как больно слышать, что ты здесь чужая.
Я никогда…
Нет? А что вы соседке говорили? Что живёте с посторонними?
Старуха опустила глаза.
Я не так…
Как же? Кирилл не отступал. Мама тридцать лет в этой семье. А вы её до сих пор чужой считаете.
Ольга подошла к окну.
Вера Семёновна, сказала она, не оборачиваясь, помните, что вы мне сказали три года назад?
Я была в горе…
Вы сказали: «Теперь можете съезжать. Квартира моя».
Тишина.
А ещё сказали, что хватит терпеть чужую семью.
Ольга, я не хотела…
Уже неважно, Ольга повернулась. Важно то, что мы это запомнили.
Вера Семёновна тяжело опустилась на стул.
Но мне же помощь нужна…
Нужна, согласилась Ольга. Но почему именно от тех, кого вы чужими считаете?
Свекровь молчала.
Вера Семёновна, продолжала Ольга, вы всю жизнь давали мне понять, что я здесь лишняя. Почему теперь я должна остаться?
Так положено…
Кому положено? встрял Кирилл. Вам? А нам что положено? Вечно терпеть?
Свекровь подняла на него глаза.
Кирилл, ты же внук…
Внук, которого вы не любили. Которому говорили, что из него ничего не выйдет.
Я не думала, что ты запомнишь…
Запомнил. И мама запомнила.
Ольга вдруг почувствовала, как что-то внутри оборвалось.
Вера Семёновна, сказала она твёрдо, мы съезжаем. Через неделю.
Старуха побледнела.
Ольга…
Ольга Николаевна. Да, мы уезжаем. Будете жить одна.
Но как же я?
А как мы должны были жить, когда вы нас выгоняли? Ольга села напротив. Справились бы, правда?
Вера Семёновна опустила голову.
Я тогда… не соображала…
А мы соображали? Ольга покачала головой. Но вас же не выгнали.
Тишина.
Может, я была не права… прошептала свекровь.
Поздно, Ольга встала. Мы уже решили.
И она действительно решила. Прямо сейчас. Решила, что имеет право на свою жизнь. На дом без вечного напряжения. На сына, которому не стыдно пригласить друзей.
Мам, Кирилл обнял её, я горжусь тобой.
Ольга улыбнулась. Впервые за долгое время.
