Когда-то давно, в одном провинциальном городке под Рязанью жила вдова Анна Игнатьевна. Осталась она после мужа с двумя детьми: сыном Степаном и дочкой Глашей.
Личной жизни Анна Игнатьевна себе не позволяла. Всю нерастраченную нежность отдавала старшему Стёпке. В сыне, тихом и послушном, видела свою будущую опору.
А Глаша пошла в отца мечтательная, горячая, с упрямым огоньком в глазах. Не хотела подстраиваться под строгие порядки матери. Их разговоры чаще походили на перепалки.
Брось свои стишки, думай о деле! крикнула как-то Анна Игнатьевна, вырывая из рук дочери исписанную тетрадь.
А что за дело? На ткацкую фабрику, как ты? День за днём одно и то же? огрызнулась Глаша.
Стёпка же рос в тепле материнской любви. Ему прощали промахи, маленькие удачи возводили в ранг подвигов. Мальчик быстро смекнул: мать всегда на его стороне. Стоит только не сердить её. Он не был злым. Просто привык брать.
Глаша, измотанная холодной войной с матерью, ушла из дома в восемнадцать. Поступила в пединститут, получила место в общаге. Звонила редко, наведывалась ещё реже, и каждый приезд заканчивался ссорой.
А потом пропала вовсе.
Когда соседки спрашивали о дочери, Анна Игнатьевна хмурилась, отводила взгляд. Степан, если мать заговаривала о сестре, лишь отмахивался: «Сама виновата, пусть сама разбирается». Он уже женился, но по воскресеньям всё так же навещал родной дом поесть любимых щей, забрать припасённых котлет да прихватить у матери немного денег «на мелочи».
Прошло пять лет.
И вот на пороге объявилась Глаша. Не одна. За подол цеплялась крохотная девочка с большими глазами. Сама Глаша была худа, как щепка, кашляла так, будто лёгкие вот-вот разорвёт.
Это ещё что? спросила Анна Игнатьевна ледяным голосом.
Оказалось, Глаша исчезла неспроста. Скрывала беременность и рождение дочки знала, что материнского благословения не дождётся. Работала на износ, пока здоровье не сдало. Врачи разводили руками оставались считанные месяцы. Нужно было пристроить малышку
Так и замкнулся круг. Глаше пришлось вернуться под родную крышу, от которой она когда-то так рвалась прочь.
Анна Игнатьевна приняла их молча. Не из любви из чувства долга. «Что люди скажут, если выгоню больную дочь с ребёнком?» вот что двигало ею.
Поселились они в маленькой комнатушке. Глаша угасала потихоньку. А девочка, Анюта, как росток сквозь асфальт, пробивала себе дорогу к окаменевшему сердцу бабушки.
Анна Игнатьевна вдруг поняла: это крохотное существо её не боится. Верит. Любит без оглядки. Анюта приносила свои каракули «рисунки для бабушки», обнимала по утрам, пыталась утешить, если та хмурилась. По ночам, когда снились страхи, бежала не к маме к бабке, зарывалась в её широкую кровать.
Глаша умерла тихо, будто и не жила вовсе.
И остались в доме две женщины одна, у которой всё в прошлом, и другая, у которой всё впереди.
Лёд тронулся.
Анна Игнатьевна, всю жизнь боявшаяся слабости, вдруг обнаружила её в себе. Учила Анюту печь пироги, рассказывала семейные истории (конечно, без ссор и обид), плакала ночами в подушку, понимая, как холодна была с дочерью. Любовь к внучке стала искуплением.
Степану это не нравилось.
Мать, ты её совсем избалуешь! ворчал он, видя, как та покупает девочке новое платье. Деньги не бесконечные.
На свои покупаю! отрезала Анна Игнатьевна, и в голосе её впервые прозвучала сталь.
Шли годы. Анюта выросла, стала для бабушки самым родным человеком. Степан заглядывал всё реже, его визиты стали формальностью. Но был уверен: квартира и дача его законное наследство, ведь племянница «чужая кровь».
Анна Игнатьевна всё видела. Заметила жадные взгляды сына, его намёки на то, что «пора бы и бумаги оформить». И сердце её, научившееся в старости любить по-настоящему, сжималось от обиды за него. За того мальчика, который так и не вырос.
Решение пришло тихо. Она не стала писать завещание только подлило бы масла в огонь. Поступила мудрее.
Отвела внучку в банк и переписала на неё все свои сбережения. Не миллионы скромные накопления, рубль за рублём отложенные на чёрный день.
Бабуля, ну зачем? Мне ничего не надо! отнекивалась Анюта.
Молчи, строго сказала Анна Игнатьевна. Это мне для спокойствия. Чтобы знала у тебя будет свой кусок хлеба. Чтобы не зависела ни от кого. Особенно от них.
Она догадывалась: Степан будет давить на племянницу при разделе имущества. Но если