Во сне я пришла в больничную палату стены белые, как мартовский снег, а воздух пахнет лекарствами и старыми книгами. На кровати у окна лежала Людмила Семёновна, моя подруга с институтских лет, бледная, но уже улыбающаяся.
Люся, родная! я судорожно сжала пакет с мандаринами и хурмой. Когда твой сын позвонил, у меня сердце в пятки ушло!
Она слабо махнула рукой:
Танечка, спасибо, что примчалась. А то тут скучно, как в деревенской библиотеке зимой.
Я оглядела палату. Четыре койки, но заняты две. На соседней, отвернувшись, лежала женщина с серебряной косой, похожей на речку в лунном свете.
Кто это? прошептала я, усаживаясь на стул.
Вчера привезли. Зинаида Петровна. Молчаливая, как рыба в проруби. Только книжки листает да в телефоне что-то смотрит.
Вдруг соседка повернулась и мир накренился. Знакомые глаза, родинка над губой, тонкие пальцы, которые я узнала бы даже через сто лет…
Зина? вырвалось у меня, будто кто-то выжал воздух из лёгких. Зинаида Морозова?
Женщина замерла, потом медленно поднялась.
Таня? её голос дрогнул, как берёза на ветру. Неужели ты?..
Людмила смотрела на нас, будто мы вдруг заговорили на китайском.
Вы… знакомы?
Очень, ответила я, не отрывая взгляда от Зины.
Тишина повисла густая, как кисель.
Девочки, да объясните хоть что-нибудь! завопила Люся. Тань, у тебя лицо, будто ты бабайку увидела!
Почти, прошептала я. Мы с Зиной… не виделись. Тридцать четыре года.
О-о-ой! Людмила аж привстала. Школьные подруги?
Не совсем, Зина опустила глаза. Мы работали в одной школе. Таня литературу вела, я историю.
И что, разругались из-за программы?
Из-за мужчины, выдохнула я.
Из-за Виктора Александровича, добавила Зина.
Людмила замерла с открытым ртом.
Оба-на! Ну рассказывайте!
Я закрыла глаза и вдруг увидела себя молодой, в платье с рюшами, как у героинь Достоевского.
Мне тогда двадцать пять было. Только с пединститута, пришла в школу 32. А там завуч Виктор Александрович Белов. С бородой, в очках, на десять лет старше…
И женат, конечно, хмыкнула Люся.
Как все порядочные негодяи, кивнула я. Начались у нас тайные встречи. Он рассказывал, будто жена его не понимает, будто живут как соседи…
А потом я пришла в ту же школу, тихо сказала Зина. И он… повторил тот же спектакль.
Играл на контрастах, засмеялась я горько. Мне твердил, что ты ветреная, а тебе что я ревнивая истеричка.
А сам женился на учительнице рисования через полгода, добавила Зина.
Людмила ахнула:
Так вы обе…
Обе поверили, что он «искренне страдает», я сжала кулаки. И из-за этого потеряли тридцать лет дружбы.
Тишина. За окном застучал дождь будто кто-то сыпал горох по подоконнику.
А потом? прошептала Люся.
Потом я вышла замуж за геолога, сказала Зина. Простого, как валенок. Прожили двадцать пять лет.
А я за военного, добавила я. Суровый, но честный. Умер пять лет назад…
И вы ни разу не встретились за эти годы?
Боялась, призналась Зина. Думала, Таня меня ненавидит.
А я думала, это ты меня презираешь, рассмеялась я. А оказалось, мы обе просто дуры молодые были.
Людмила вдруг разрыдалась:
Да как же так-то! Столько лет!
Не плачь, я потрепала её по плечу. Теперь-то мы встретились.
Благодаря твоему инфаркту! фыркнула Зина.
Микроинфаркту! поправила Люся и вдруг засмеялась. Ладно, хоть польза от моего больничного есть!
Солнце выглянуло из-за туч и упало на наши койки три пятна света, как три судьбы, которые наконец-то переплелись.
Знаешь, Зин, сказала я вдруг, а ведь нам повезло, что Виктор Александрович тогда нас поссорил.
Это почему?
А представь, если б мы тогда помирились и вместе его раскусили? Он бы женился сначала на мне, потом на тебе, потом на той художнице…
Ой, не надо! замахала руками Людмила. Лучше уж как есть!
Мы засмеялись три старухи в больничных халатах, но в эту секунду почувствовавшие себя снова двадцатилетними.
Теперь нас трое, сказала Зина.
Трое, кивнула я.
И никаких мужчин! добавила Люся.
Ну уж нет! хором возразили мы с Зиной. Теперь будем тебе женихов искать!
Дождь за окном стих. И почему-то казалось, что где-то там, за облаками, кто-то тоже смеётся старый грешник с бородой и очками, глядя на нас и понимая, что на этот раз он проиграл.
