Пусти нас на дачу, нам с новой женой негде жить, попросил бывший. Я пустила. А потом вызвала полицию и написала заявление о взломе.

Догадалась? голос в трубке был до тошноты знакомым. Мягкий, льстивый, тот самый, что когда-то клялся в вечной любви.

Я молчала, разглядывая узоры инея на стекле. Звонок от бывшего мужа, Дмитрия, спустя два года почти полного забвения не сулил ничего хорошего. Это всегда было прелюдией к просьбе.

Анюта, не молчи. У меня дело.

Я слушаю, ответила я сухо, голос треснул, как хрупкая ветка.

Он замялся, подбирая слова. Эта его манера зондировать почву перед ударом.
Понимаю, звучит странно У нас с Леной сейчас сложности. Квартиру съехали, новую найти не можем.

Я молчала, позволяя ему выговориться. Каждое его слово было камешком, падающим в спокойные воды моего равновесия.

Не могла бы ты пустить нас на дачу? Буквально на пару месяцев, пока всё уладится. Будем тихо, ты нас даже не заметишь.

«Нам с новой женой негде жить, пусти на дачу». Звучало так буднично, словно он попросил передать соль за столом.

Как будто не было измен, лжи и того, как он ушёл, оставив меня собирать себя по кусочкам.

В памяти вспыхнула картина. Мы, двадцать лет назад, строим эту дачу. Дима, молодой, загорелый, с молотком в руках, смеётся:
Это наша крепость, Анечка! Что бы ни случилось, у нас всегда будет это место. Наш тыл.

Как же ядовито теперь звучали эти слова. *Наш тыл.* Он привёл в него другую. А теперь хочет сделать её хозяйкой.

Дима, ты в своём уме? спросила я, стараясь говорить ровно.

Анюта, прошу. Нам больше некуда идти. Ты же знаешь Лену, она беременна. Не ночевать же нам на улице.

Он ударил по самому больному. Дети. То, чего у нас с ним так и не случилось. А у них вот, пожалуйста, всё легко и быстро.

Я закрыла глаза. Внутри боролись два зверя. Один хотел выкричать всё, что я о нём думаю, хлопнуть трубкой и забыть навсегда. Но второй второй шептал: это шанс. Не простить. Восстановить справедливость.

Вы же клялись поддерживать друг друга в любых обстоятельствах, его голос стал почти умоляющим. Он давил на чувство долга, на ту «хорошую девочку», которой я была для него столько лет.

Воспоминание. Свадьба. Мы стоим совсем юные, он смотрит мне в глаза: «Клянусь, я никогда тебя не предам». А потом, через пятнадцать лет, собирая вещи: «Прости, так вышло. Чувства ушли».

Предал. Ушли. А теперь просит помощи.

В голове появилась холодная, кристальная ясность. План возник мгновенно. Жестокий. Идеальный.

Хорошо, сказала я ровно, даже сама удивившись своему спокойствию. Можете пожить.

В трубке раздалось облегчённое дыхание. Он начал быстро благодарить, что-то говорить о том, что знал: я не оставлю его в беде. Я уже не слушала.
Ключи там, где всегда. Под камнем у крыльца.

Спасибо, Ань! Ты меня спасла!

Я нажала «отбой». Капкан захлопнулся. Оставалось только ждать, пока зверь окончательно потеряет бдительность.

Прошло два дня. Я жила, будто на иголках, вздрагивая от каждого звонка. Знала: он позвонит снова. Ему нужно убедиться, что я всё ещё «на крючке».

Звонок раздался в субботу утром.

Привет! Мы уже на месте, всё отлично, весело доложил Дима. Тон уже не умоляющий, а хозяйский.

Тут работы полно: паутина в углах, сад запущен. Но ничего, мы с Леночкой всё приведём в порядок.

Я сжала край стола так, что побелели пальцы. *«Мы приведём в порядок». В моём доме.*

Я не просила вас ничего приводить в порядок, чётко произнесла я. Я разрешила вам пожить.

Ань, ну что ты? Мы же как лучше хотим. Лена говорит, тут воздух полезный для ребёнка. Она уже место под клумбу выбрала. Прямо под окнами спальни.

*Спальни. Нашей спальни.* Где на обоях до сих пор осталась царапина от кошачьих когтей.

Не трогайте мои розы, только и смогла сказать я.

Да кому нужны твои колючки, фыркнул он. Лена хочет пионы. Слушай, тут ещё вопрос. На чердаке полно твоего хлама. Коробки, старые платья. Нам складывать некуда. Можно это всё вынести в сарай?

Вспышка из прошлого. Наша первая квартира. Дима «обновил» ванну, сбив плитку, которую мы с мамой выбирали неделями. «Она устарела, Ань, я сделаю современно», сказал он тогда. Получилось криво, дёшево и больно для бюджета. Его инициативы всегда стоили мне слишком дорого.

Не трогай мои вещи, Дима.

Да что ты за них цепляешься? Это же хлам! он начал злиться. Нам нужно место! Неужели ты не можешь войти в положение? Лена нервничает, ей нельзя!

В трубке послышался шёпот, а затем тонкий, слащаво-ласковый голос его новой пассии:

Димочка, не ругайся с ней. Попроси вежливо. Анечка, мы же не со зла. Нам просто нужно где-то поставить детские вещи. Кроватку, коляску

Они разыгрывали спектакль. Он давит, она смягчает. А я должна растаять и отдать им всё.

Я сказала: не трогайте мои вещи. И ничего не сажайте в моём саду. Живите в доме и будьте благодарны за это.

Благодарны? взорвался он. Я пятнадцать лет жизни на тебя потратил! А ты за старые тряпки упрекаешь! Знаешь что, я замок в сарае поменяю, ключ потерялся. Свои коробки заберёшь потом. Когда мы уедем.

Он бросил трубку.

Я смотрела в окно на серый городской пейзаж. Он не просто жил в моём доме. Он планомерно его захватывал. Переделывал под себя. Стирал меня. А смена замка это уже не наглость, а объявление войны. Что ж, войну он получит.

Я выдержала неделю. Жила обычной жизнью, встречалась с подругами, работала. Но под этой оболочкой зрел холодный, чёткий план.

В следующую субботу я поехала на дачу. Без предупреждения. Оставила машину за поворотом и подошла пешком, как в