Молчание моей бабушки: почему она ушла из семьи и как я ее понял
Меня зовут Дмитрий, мне тридцать два года, я живу в Санкт-Петербурге, и только сейчас я осознал нечто, что перевернуло мое представление о «семье». Я всегда чувствовал, что в нашей семье есть тайна, о которой все молчат моя бабушка, Галина Петровна, которой недавно исполнилось восемьдесят, уже двадцать лет живет отчужденно.
Она не звонит детям, не приходит на семейные праздники, не отвечает на поздравительные открытки. В ее телефонной книжке лишь номер участкового врача и соседа, который иногда приносит ей продукты. Моя мама и тетя долго думали, что между ней и остальными родственниками произошла ссора возможно, обида или размолвка. Но когда я однажды навестил ее, чтобы принести лекарства и поговорить, она открыла мне правду, от которой у меня перехватило дыхание.
Ты думаешь, я их ненавижу? спросила она, глядя мне прямо в глаза. Нет. Просто я больше не хочу делить с ними свою жизнь. Я слишком устала.
Она начала рассказывать. Сначала тихо, медленно, будто вспоминая то, что давно заперто внутри. Потом увереннее, голосом, которого я раньше от нее не слышал.
С возрастом, Дима, все меняется. В двадцать лет ты рвешься в бой, доказываешь свою правоту. В сорок строишь, заботишься. А когда тебе восемьдесят тебе нужно просто молчание. Чтобы оставили в покое. Ни вопросов, ни упреков, ни суеты. Ты понимаешь, что время на исходе. И хочешь провести его в мире, по-своему.
Она объяснила, что после смерти деда осознала: никто ее по-настоящему не слышит. Дети приходили по долгу, внуки по семейной традиции. За столом разговоры сводились к политике, деньгам, сплетням и болезням. Никто не спрашивал, как она себя чувствует, чем живет, о чем думает ночью, когда просыпается.
Я не была одинокой. Мне просто надоело быть невидимкой в собственной жизни. Я не хотела пустых встреч ради самих встреч. Мне нужно было тепло, искренность, уважение. А получала лишь равнодушие, колкости и бесконечные разговоры ни о чем.
Она сказала, что старики иначе воспринимают отношения. Им не нужны громкие тосты, напускные поздравления и бесконечные обсуждения чужих проблем. Им нужна тихая близость. Кто-то, кто просто сядет рядом, обнимет и даст понять, что они важны.
Я перестала отвечать, когда поняла: звонят мне не от души, а из чувства долга. Что плохого в том, чтобы оградить себя от фальши?
Я молчал. Потом спросил:
Тебе не страшно одной?
Я давно не одна, улыбнулась бабушка. Я с собой. И мне этого хватает. Если кто-то придет искренне я открою дверь. Но пустым словам никогда. Старость не страх одиночества. Это достоинство. Это право выбирать покой.
С тех пор я смотрю на нее иначе. И на себя тоже. Ведь все мы однажды окажемся на ее месте. И если сейчас не научимся слышать, понимать и уважать чужое молчание кто услышит нас завтра?
Моя бабушка не обижена и не зла. Она мудра. Ее выбор выбор того, кто больше не хочет тратить свое драгоценное время.
Психологи говорят, что старость это подготовка к уходу. Это не депрессия, не прихоть, не отвержение. Это способ сохранить себя. Чтобы не потеряться в суете, чтобы уйти в мир, наконец обретя покой.
И я понял: она права.
Я не пытался уговаривать ее «наладить связь». Не твердил, что «семья это святое». Потому что святое это прежде всего уважение. А если ты не умеешь уважать чужое молчание не называй себя семьей.
Теперь я стараюсь быть с ней не по обязанности, а от сердца. Иногда читаю вслух. Иногда просто пью чай в тишине. Без лишних слов. Без нравоучений. И вижу, как смягчается ее взгляд.
Такое молчание дороже любых речей. И я благодарен, что услышал ее тогда. Надеюсь, и меня услышат когда придет мой черед.