**Дневниковая запись**

Пятнадцать лет я не пересекала порог этой квартиры. И если бы не череда ударов судьбы, наверное, так и не переступила бы. Но жизнь, как всегда, проверяет на прочность именно тех, у кого душа уже изранена. По бумагам квартира принадлежит мне и матери поровну. Но для неё это её крепость, где мне нет ни места, ни капли участия.

Когда я приехала с маленькой дочкой и чемоданом, мать даже не попыталась скрыть раздражения. Ни привета, ни сочувствия. Только ледяной взгляд и шипение:
— Приперлась? Теперь мне с тобой делить кров? Нет уж. Не выдержу.

Как будто я сама рванула обратно в тот ад, из которого сбежала в юности.

Когда мне было двенадцать, родители разошлись. Семья давно трещала, но финал мать устроила жестоко — выкинула отца на улицу, сменила замки, привела в дом чужого мужчину. Я не вынесла. Не поняла, как можно быть такой бессердечной. Ушла — к отцу и бабушке, бросив мать с её «новым счастьем». За это она назвала меня предательницей, прижала к стене и прошипела:
— Не хочешь жить со мной — значит, ты мне не дочь.

С тех пор — ни звонка, ни письма. Не общались. Связь держала только с бабушкой, пока та была жива. После её смерти — тишина. От неё нам и осталась эта квартира. Мать жила тут, как в своей вотчине. А я даже не думала возвращаться.

Я рано вышла замуж. Родила. Потом муж сбежал, не справившись с бытом и моей усталостью. Оставил нас с дочкой и копеечными алиментами. Жили в доме, доставшемся от отца. Старом, с проводкой, которая искрила, как плохая люстра. И вот однажды — пожар. Сгорело всё. Дотла.

Пока я металась по соцслужбам с ребёнком на руках, пожарные тушили наш дом. От жилья остался пепел. Несколько дней нас приютила подруга. Потом я вспомнила: у меня есть доля в той квартире. Где живёт мать.

Сжав зубы, пошла туда. С документами, зная, что меня не ждут. Но выбора не было. Мать не открывала. Пришлось звать полицию. Когда она поняла, что по закону я имею право здесь быть, нехотя выделила мне крохотную комнату.
— Только знай: спокойно жить не дам, — бросила со злостью.

И сдержала слово.

Каждый день — яд в каждой мелочи. Пересоленный суп, испорченная еда, упрёки, что я «нахлебница» и «бездельница». Нельзя готовить, нельзя стирать, нельзя мыться, когда ей не угодно. Если дочка плачет — мать кричит, что я её извожу. Однажды даже вызвала опеку, пытаясь отобрать у меня ребёнка. Бесполезно, но осадок — как нож в спине.

Она смотрит на внучку, будто та — чужая. И мне страшно. Не за себя — за дочь. Потому что знаю: если мать сорвётся, она не остановится. В ней нет жалости. Только злоба. Я для неё — чужая. А моя девочка — и подавно.

Ищу выход. Продать участок, где был дом? Но вырученные рубли — капля в море. Ипотека не светит — работы нет, дочь мала, в сад не берут. Оставить её не с кем. Подруги помогают, но вечно жить на подачки не смогу.

Невыносимо здесь. В этой квартире, пропитанной ненавистью, где каждый взгляд — как удар. Где молчание — оружие, а слова — яд.

Каждый вечер засыпаю с мыслью: а вдруг завтра всё изменится? Но утро приносит то же самое. Тот же холод. Та же мать, которая когда-то звала меня дочкой, а теперь делает всё, чтобы я исчезла. Даже внучка не растапливает лёд в её сердце.

Не знаю, что будет. Но знаю точно: я должна уйти. Ради себя. Ради дочери. Чтобы однажды не стать такой же.