Сегодня снова болит сердце. Меня зовут Полина, мне 29, и внутри — будто заноза, которую не вытащить. Моя мать, Лариса Петровна, вспоминает обо мне лишь тогда, когда ей что-то требуется. Эти звонки — как соль на рану: сначала короткое «Поля, как дела?», а следом — просьба. То помочь с оплатой коммуналки, то оформить документы. Никогда не спросит, как у меня на душе, всё ли в порядке. Только голос в трубке, деловитый и требовательный, а потом — пустота. Разве так трудно увидеть в дочери не кошелёк, а живого человека?
Я научилась держать удар, но боль не проходит. Каждый раз одно и то же: «Почему не звонишь? Забыла, где росла?» А через минуту — «Оформи для меня субсидию» или «Переведи пять тысяч». Ей не интересны мои радости или тревоги. С детства так: «Уроки сделала?» — и всё. Всё тепло, всю ласку я получила от бабушки Ани, которая и стала мне роднее матери.
В восемнадцать мать сказала: «Всё, взрослая, живи сама». Без эмоций, будто сдавала квартиру. Я уехала к бабушке в тихий городок под Пермью. Жили скромно — на пенсию бабушки и мои подработки, но это был дом. Мать не звонила, будто стёрла меня из памяти.
Окончила институт, устроилась. Бабушка ушла пять лет назад, оставив мне свою «двушку» — чтобы у Ларисы Петровны не было соблазна «выписать» меня снова. На похоронах мать стояла в стороне, будто чужая. Ни слова поддержки, ни объятий.
Два года тишины. Потом — звонок. Говорили редко, через силу. Я, дура, поверила, что она смягчилась… А через три месяца — «Поля, оформи на себя кредит, мне отказали». Отказала. Не из-за жадности — просто знала: потом останусь с долгами одна. После этого — снова тишина. Год.
За это время всё изменилась. Встретила Степана, вышла замуж. Свадьбу играли скромно, без помпезности. Мать не пришла — телефон молчал. Узнала о замужестве только через полгода, когда сама позвонила: «Как?! Ты замужем?!» и сразу — «Приезжайте в гости». Приехали… а там: «Обои отклеиваются, потолок трещит». Намёк был ясен. Честно сказала — сами копим на ремонт. Она надулась — и снова пропала.
Год молчания. За это время родилась Алиночка. Мать ни разу не спросила ни про внучку, ни про меня. Ей всё равно.
Устала. Каждый звонок — будто открываю дверь, а за ней — пустота. Решила: хватит. Но в глубине души всё ещё тлеет надежда… А вдруг однажды услышу простое: «Дочка, как ты?» Разве это слишком много — любить без условий?