Тяжёлый разговор предстоял мне завтра
Город Москва, его улицы, огни машин, суета прохожих — всё это было так привычно, но сегодня ничто не могло отвлечь меня от мыслей. Сидя в кабинете, я вспоминал, как прошёл вечер. Ольга опять оставила меня одного, сказав, что хочет встретиться с подругами. Её тишина по телефону, короткие фразы, взгляд, ускользающий… Как будто щит, на который она опёрлась, чтобы защитить себя.
Мы познакомились летом три года назад на свадьбе её подруги. Я был уверен, что вызвал интерес, а Ольга — настолько разная от прочих девиц, с которыми я встречался. У неё была особенная интонация, прищур, когда она думала. В её глазах читались не только вопросы к жизни, но и ответы. В тот момент я понял: она не просто девушка — это фигурка из поэмы, которую стоит охранить.
Вскоре мы стали парой. Вначале всё было по маслу. Мы делили даже инородные концепции, говорили до утра, Венедиктова не мешала, кулинарные эксперименты — дверца духовки не гремела, как будто ждала следующей порции познания. Но с годами что-то сдвинулось. Она стала скрывать мысли, словно застёгивая воротник на куртке: до цветка на пуговицах, но не до самой груди.
Я не понимал причину. Может, я перестарался с подарками — лакомствами и воротниками на свитерах? Или, как говорится, опёрся на теорию: мол, чем больше — чем лучше? Пробовал признаваться в тревогах, но каждая попытка робким разговором кончалась её улыбкой-холодным огурцом.
Сегодня было особенно тяжело. Ольга ушла поздно. Я сидел на табуретке, осматривал комнату, прислушивался, но тишина — самая точная мелодия. Наверное, в этом виноват сам: слишком много хотел, слишком мало прислушивался. Когда во мне жил роман, я всё забывал, как мальчик, играющий в бинокль, — видел только мечты, а не реальность.
В этот момент понял: любовь — не акробатка, которую можно цеплять. Она акт, где оба танцуют. Я не думаю, что всё кончилось: в русских усадьбах всегда найдётся уголок для второго начала. Но мне нужно измениться. Стопки сортированных статей, свитера и даже пледы — всё это доказывает, что я старался. Но теперь я должен сделать больше, чем раньше: искать не подарки, а истины.
Почему-то казалось, что Ольга смотрит на меня как на пыль, а не как на партнёра. В этом месте возникло чувство, привычное по сценической агонии. Да, я прижал к сердцу больше, чем нужно, и теперь, возможно, она не в силах это переварить. Но как часто бывает: лёд тает быстрее, когда его ждёшь.
Сегодня, став у окна, я понял: моя беда — в том, что я не слушал её. Думал, что искренность вырастет из традиций, но Ольга не из тех, кто чувствует тень ритуала. Она требовала больше, чем я мог дать. Но, возможно, в этом и есть урок: искренность — не наследство, а выбор, как выбор между пьесой и стихами.
Теперь я знаю: даже самое золотое кольцо теряет блеск, если оно не принесено с любовью. Так что завтрашний разговор будет первым шагом. Пусть будет непросто, но если сердце честно, то и суждение будет честно.
