После того поцелуя, два дня я бродила по полям как привидение. Даже запах навоза и грязь на сапогах не волновали. Всё стало безразлично. Он поцеловал. Меня. «Бесполезную папину дочку».
Но ни разу не заикнулся. Ни слова. Будто ничего и не было. Как будто не оставил меня дрожащей до кончиков ресниц.
А я, дурочка, ждала повторения в сарае. Но нет. Молчание, как у упрямого тракториста.
Пока не появилась она.
Блондинка. Высокая. В белых джинсах без единого пятнышка. И сапоги явно не для навоза, а для разбивания сердец. Звали Светлана, и она ветеринар. Ясное дело. Да ещё его бывшая. Совсем ясно!
Подглядывала из-за стога сена, запивая ревность холодным чаем.
— Ванек, не изменился, — говорила она, касаясь его руки.
— Ты-то что тут делаешь? — спросил он сухо.
— Больная корова… но сказали, ты тут главный. Не могла не зайти.
ВРАНЬЁ! Та корова была здоровее меня. Эта приехала вернуть его, а я и не знала — то ли девушка, то ли бывшая, то ли ветеринар «с бонусами».
Той ночью у костра все ели пирожки, а они болтали и смеялись. Смеялись! А я с остывшим пирожком в руке, сердце таяло, как сыр на шашлыке.
Пока он не взглянул на меня. Издалека. Те самые голубые глаза, целовавшие мои губы, словно говорили: «Чего уставилась?»
Не выдержала.
Встала и ушла.
И — о чудо — он последовал.
— Что стряслось? — догнав, спросил.
— Пустяки. Помешала? Или занят ветеринаршей-Барби?
Он скрестил руки.
— Ревнуешь?
— Да брось. Мне всё равно, вернёшься ты к ней, заведёте коров, детей и дом с печкой.
Он приблизился. Слишком близко опять.
— Хотела б, чтоб я вернулся?
— Абсолютно всё равно.
— Правда? Вот два дня как поцеловал тебя. И выбросить не могу.
БАМ. Снова. Он. Прямые слова. Глубокий голос.
— Тогда не смейся с ней. Не смотри так. Не целуй и не игнори потом, — выпалила на одном дыхании.
— Её я не целовал.
— Но и меня второй раз тоже!
Тишина.
И тут… он снова обхватил мою талию.
— Хочешь, чтобы я это сделал?
— Не знаю. Поцелуешь и снова исчезнешь?
— Нет, теперь уходить не собираюсь. Придётся тебе самой выгонят.
И поцеловал.
Жарче, чем прежде.
Тут я и сдалась.
Хотя доносилось издалека:
— Ваня?
Ой.