— Не дозвониться… — Алёна тяжело вздохнула и откинула телефон на тумбочку.
В палате витал знакомый больничный запах — смесь антисептика и чего-то неуловимо казённого. Вторая койка принадлежала пожилой соседке, тихонько дремавшей под мерное потрескивание радиоприёмника. За окном хмурился питерский вечер, окрашивая бледно-салатные стены в сероватые тона.
Алёна снова глянула на экран. Ни новых сообщений от Даши, ни весточки от зятя. Хоть бы смайлик кинула — нет, тишина.
— Опять дочке названиваете? — кряхтя, повернулась соседка. — Может, что случилось?
— Третий раз за день звоню, — вздохнула Алёна. — Утром ещё буркнула: «Занята, с Марьей Петровной по магазинам». А теперь — как в танке.
— А она в курсе, что вы…
— В курсе.
Алёна уставилась в потолок, но долго молчать не вышло. Хотелось выговориться, хоть перед случайной слушательницей.
— Завтра меня резать будут. Не страшно, планово. Но всё равно… Хотя бы «держись, мам» услышать. А то ведь знаете, как бывает: родная кровь — на последнем месте после нового сервиза для свекрови.
Соседка промолчала, лишь шурша фантиками от «Барбарисок». Алёна отвернулась к стене, вспомнив, как Даша когда-то влетала домой с румянцем во всю щёку. Как они вместе пекли ватрушки на старой кухне, а дочь тараторила про пацанов, учёбу и подружек.
Теперь…
Три года назад Даша вышла замуж — и словно подменили девочку. Всё вертелось вокруг семьи мужа. Стоило свекрови крякнуть — и Даша уже мчалась то за лекарствами, то за продуктами. А мать довольствовалась редкими «заглянула на пять минут» между делом. Да и те — с телефоном у уха, полуслушая, полуотвечая.
Операция прошла гладко, но слабость и тошнота скрутили Алёну в тугой узел. Во рту пересохло, живот урчал от голода. Телефон молчал.
Выписали неожиданно рано. Врач махнул рукой: «Всё чисто, езжайте». Алёна набрала Дашу — пусть заберёт.
— Мам, ну ты бы предупредила! Я уже обещала Марье Петровне в «Ленту» завезти. У неё спина болит, сумки тяжёлые… — Даша шептала, явно прикрыв трубку ладонью. — Возьми такси, я скину деньги.
— Не надо, — отрезала Алёна. — Сама справлюсь.
И справилась. Медленно собралась, стиснув зубы от боли в швах. Соседка помогла вызвать «Яндекс.Go».
Дома — тишина. Муж в разъездах.
Алёна включила чайник, рухнула на табурет и — впервые за долго — разрешила себе всплакнуть. Не от физической боли, а от этой дурацкой, жгучей обиды, которую даже назвать стыдно.
Предательство.
Даша вспомнила о матери через две недели. Голос — бодрый, почти праздничный:
— Мам, привет! Слушай, ИНН твой не у тебя случайно? Для налогового нужен.
— У нас, — сквозь зубы ответила Алёна. — Я, кстати, жива-здорова, если тебе вдруг интересно.
— Мам, ну я же такси предложила! Делов-то… Извини, ладно?
— Да ладно, — махнула рукой Алёна. Всё.
Но это «всё» отдавалось в груди каменной тяжестью.
На день рождения мужа Алёна накрыла стол: селёдка под шубой, медовик. В прихожей замерли лишние тапки — авось дочь заглянет.
Даша явилась. Одна. Ближе к вечеру, с коробкой эклеров и дежурной гвоздикой.
— Я ненадолго. Сережа ждёт, — бросила с порога.
Муж, Николай, неуверенно обнял её, будто боясь раздавить.
— Ну… зашла, и ладно.
Пока Николай резал торт, Даша уткнулась в телефон. Когда мать подала чай, машинально кивнула, даже не взглянув.
Алёна наблюдала молча. Родная кровь вела себя как случайная гостья. Через полчаса дочь уже копошилась у двери:
— Ну, я побежала! С днюхой ещё раз.
— Спасибо, что заглянула, — сухо сказала Алёна.
Дверь захлопнулась. Даже холодильник замолчал.
— Хоть так зашла, — хмыкнул Николай.
Той ночью Алёна листала соцсети: фото Даши с мопсом свекрови, улыбки на фоне камина. На всех — сияние. Наигранное, но для других.
Для родителей улыбок не осталось.
Алёна закрыла страницу, затем — стёрла приложение. Не злость, а тихий отказ.
Прошло несколько дней. Алёна, кряхтя, таскала сумки с рынка (врачи запретили, но кто же накормит Николая?). На лавочке соседка тряхнула сплетней:
— Видела вашу Дашку! Летит с авоськами, красная как рак. Под глазами — синяки. А сама ухмыляется!
Алёна горько усмехнулась:
— Значит, надо. Не моя забота.
— У моей племянницы так же было. Теперь на кладбище цветы носит — поздно спохватилась.
Алёна промолчала.
Однажды Даша ворвалась без предупреждения, с пирожными и виноватым взглядом:
— Мам, я на минутку! У Сережиных родителей ремонт…
— Общаться пришла? — Алёна нервно засмеялась. — У отца день рождения — 27 минут уделила. А вечером — уже с мопсом свекрови резвишься. Фото выложила.
Даша закатила глаза:
— Опять подсчёты! Я просто стараюсь быть хорошей женой. С его родителями — как на минном поле! А вы…
— А мы что?
— Вы же свои. С вами можно не стараться.
Алёну будто ударили под дых.
— Спасибо за откровенность. Значит, мы — завоёванная территория.
Тишина. Даша ёрзала, Алёна сжала руки в замок.
— Я зря пришла?! — вдруг взорвалась Даша.
Алёна пожала плечами:
— Живи как хочешь. Вычеркивай нас из списка дел.
Дочь хлопнула дверью.
На даче Николай качался в кресле, потягивая чай.
— Вернётся? — спросил, не поднимая глаз.
Алёна вздохнула:
— Когда что-то понадобится.
Ветер шуршал лиВ саду зацвели яблони, а в доме наконец стало тихо и спокойно, как будто так и должно было быть.
