Я оказалась в безвыходной ситуации, где все пути ведут к боли. Мне сорок, и я не желаю ухаживать за больной матерью. Не из-за лени или чёрствости. У меня есть причины, о которых не обязана отчитываться перед каждым. Но родня давит на меня, словно мельничный жёрнов.
Моя мать сама пыталась от меня избавиться
Матери сейчас восемьдесят, а я — её поздний, нежеланный ребёнок. Старшую сестру она родила в двадцать два от первого мужа. Потом — развод, гулянки, чужие мужчины. Сестра росла, как сорная трава. Соседки подкармливали её, пока мать валялась пьяной.
В сорок лет мать снова забеременела — мной. Как она сама признавалась, аборт сделать не успела. Рассказывала, какие «бабкины методы» пробовала, чтобы меня не доносить. А после каждой ссоры бросала:
— Зря я тебя тогда не выбросила…
Я — её позор. Девочка без отца, чью фамилию она даже не запомнила. Воспитывала меня сестра, которой едва исполнилось шестнадцать. Не из любви — из необходимости.
Наш дом был адом, а не семьёй
Детство — это вонь перегара, крики, драки. Мужики сменялись, как декорации. Один, когда мне было десять, полез ко мне. Я вырвалась, ночь просидела на скамейке. Лето, хоть не замёрзла. Матери сказала — его больше не видели. Но ничего не изменилось.
Сестра в двадцать пять сбежала в Питер. Исчезла. Не виню её. Она была мне больше матерью — кормила, мыла, водила в сад. Но, наверное, ненавидела за украденную молодость.
Бунт и пустота
С пятнадцати я почти не жила дома. Ночевала у подруг, потом у парня. Мать стала чужой. Иногда била — чаще пьяная. Иногда орала. Чаще — молчала.
После школы уехала в техникум с общагой. Мать даже вздохнула с облегчением. С тех пор — ни звонков, ни поздравлений. Мне это было не нужно.
Теперь она в моей квартире — и я не вынесу этого
Не замужем. Детей нет. Был брак — развалился. Сейчас есть мужчина, но замуж не спешу. Живу одна, работаю, ценю тишину.
Три месяца назад у матери инсульт. Родня госпитализировала её и позвонила мне. Я не приехала. Просто перевела деньги на лекарства. Ни страха, ни жалости — пустота.
После больницы её привезли ко мне. «Ты же дочь!» — говорили они, ожидая слёз. Но я увидела ту же женщину, что сломала мне жизнь.
Сказала сразу: оформляю в дом престарелых. Не хочу, не буду за ней ухаживать. Когда я была ребёнком, ей это было безразлично. Она меня не растила, не любила. Почему я должна жертвовать собой?
Мать после инсульта плохо говорит, но мат у неё отчётливый.
Родня в ужасе — но никто не берёт её к себе
Тётка каждый день названивает. То уговаривает, то стращает «божьей карой». Говорит, я останусь бездетной. Предложила: забирайте к себе. В ответ: «У меня однушка, куда я её дену?»
Дальняя родственница орала в трубку, называла меня исчадьем. Но на деле никто не готов помочь. Все считают: моя обязанность. Потому что дочь. Потому что «так принято».
Но у меня нет к ней любви. Нет благодарности. И долга — тоже.
Готова помогать — деньгами, продуктами, лекарствами. Но не стану согревать тех, кто сам сжёг все мосты. Если осуждаете — попробуйте пожить с матерью, которая шептала вам: «Лучше б ты не рождалась».
P.S. Быть матерью — не значит просто родить. Нужно вырастить, защитить, любить. Она этого не сделала. Теперь требует ответных чувств. Но их просто нет. Искру нельзя разжечь из пепла.
