«Пришлось питаться овсянкой да пустыми щами, чтобы отвязаться от дармоедов»: двое взрослых сыновей годами висели на шее у матери, даже не думая искать работу.

Моя давняя знакомая Анфиса — женщина с тяжёлой судьбой. Всю жизнь просидела за бухгалтерскими отчётами, поднимала четверых детей после смерти мужа, тянула дом, отказывая себе во всём. И вот, когда, казалось бы, на пенсии можно перевести дух, оказалось — не тут-то было. Двое её сыновей превратились в настоящих тунеядцев — больше года не работали, жили за её счёт, словно мать им вечный обеденный талон. У каждого была своя квартира, подаренная ещё отцом, но… оба предпочли удобное гнездо под материнским крылом.

Старшая дочь и младший сын — самостоятельные, обустроились, семьи растят. А вот средние — Глеб и Артём — решили: раз мать не гонит, значит, можно вечно ютиться в её двушке на окраине Нижнего Новгорода. Анфиса терпела: готовила, стирала, платила за квартиру, надеясь, что очнутся. Но слышала лишь отговорки: «Нормальной работы нет», «Не по специальности», «После Нового года точно устроимся»…

Когда терпение лопнуло, она пошла на крайние меры. Взяла весь скопившийся отпуск, добавила пару месяцев за свой счёт и «ушла» на пенсию. Формально — да, но на деле это был хитрый план. Поставила сыновей перед фактом: «Всё, не работаю. Теперь живём на мою пенсию».

Первые дни те даже не поняли подвоха. Только удивлялись, почему мать всё время дома да ходит хмурая. Один даже спросил: «Мама, ты заболела?» — на что Анфиса сухо бросила: «Нет. Я пенсионерка». Тогда они засуетились, начали уговаривать вернуться на работу. Мол, на такие копейки не прожить, все старики подрабатывают. Один даже пытался подсчитать, сколько уходит на еду да коммуналку. Но Анфиса стояла на своём: «Я своё отработала. Хотите — живите со мной на эти гроши. Мне и каша на воде сойдёт».

И начала действовать. Каждое утро — пустая овсянка. Обед — щи без мяса. Ужин — хлеб с кипятком. Никаких излишеств, никаких покупок. Холодильник опустел за считаные дни. Мать не ругалась, не упрекала — просто молча ставила на стол одно и то же. В конце концов первый не выдержал — съехал в свою квартиру, которую до этого сдавал. Через неделю за ним потянулся второй. А через месяц оба уже работали.

Когда Анфиса рассказала мне эту историю, я спросила: «Как ты сама выдержала?» Она лишь пожала плечами: «А что делать? Иначе бы вечно кормила этих бездельников. Пришлось встряхнуть по-настоящему».

Теперь она живёт одна. Сыновья заходят иногда — с пирогами, с благодарностями. Говорят, что прозрели. А Анфиса лишь усмехается: «Иногда любить детей — значит не дать, а отнять».