Мать, словно судебный пристав, требует, чтобы я отдала младшей сестре квартиру, доставшуюся мне от отца. Алина, моя сестра, ютятся с мужем, тремя детьми, матерью и отчимом в крохотной двушке в Рязани. Их жильё — как переполненный базарный прилавок, где каждый сантиметр кричит о тесноте. И теперь мать решила, что я, живущая одна, должна пожертвовать своей просторной трешкой, чтобы облегчить их участь. Но я не намерена лишаться своего угла ради тех, кто годами видел во мне чужую.
Когда мне было пять, мать разбила нашу семью, уйдя к другому мужчине. Отец, раздавленный её изменой, умолял её остаться, но она лишь холодно бросила: «Всё кончено». Его страдания разрывали мне душу. Вскоре он уехал в Нижний Новгород, не в силах смотреть, как рушится всё, что он любил. Я осталась с матерью и отчимом, но дом превратился в тюрьму. Единственным спасением были редкие поездки к отцу, где я чувствовала себя нужной, а не обузой.
Отчим, чёрствый и равнодушный, с первого дня смотрел на меня как на лишний рот. Когда родилась Алина, я окончательно стала тенью в собственном доме. Мне, ребёнку, вменили в обязанность нянчить сестру: пеленать, кормить, успокаивать её бесконечные капризы. В то время как другие дети играли во дворе, я проводила дни в хлопотах по дому. Если я пыталась возражать, меня наказывали. Так во мне поселилась горечь к сестре, которую баловали, пока я была её служанкой.
Мать заставляла брать Алину везде — на прогулки, к подругам, даже на редкие встречи с отцом. Если я отказывалась, меня лишали и этих крох свободы. Это была не жизнь, а каторга. Я мечтала сбежать. В пятнадцать хотела уехать к отцу, но он ушёл в дальнюю командировку. Без него я чувствовала себя брошенной. Вернувшись, он увидел, как мать относится ко мне, и даже грозился подать в суд. Но это ничего не изменило — для неё я так и осталась помехой.
К матери, отчиму и сестре я не испытывала ничего, кроме ледяного безразличия. Они были чужими, а я — незваной гостьей в их мире. Окончив школу, я сбежала к отцу. Впервые задышала полной грудью. Поступила в институт, нашла работу, начала жить своей жизнью. Отец, продав дедову квартиру, купил просторную трёшку. Он не оформлял её на меня, опасаясь, что мать и её семья начнут вымогать имущество. Меня это не тревожило — я знала, отец верит в меня.
Через год отца не стало. Инфаркт оборвал его жизнь, а вместе с ней — и моё сердце. С матерью мы к тому времени не общались. Её мир крутился вокруг Алины, которая в семнадцать забеременела, выскочила замуж и родила первого ребёнка. Мать и отчим души в ней не чаяли, а обо мне забыли. Я не удивилась — привыкла быть невидимкой. У меня была своя квартира, работа, планы. Замужество? Не торопилась, хотя в моей жизни уже был человек, которого я любила.
Прошло пять лет. У Алины теперь трое детей, и вся их семья, как сельди в бочке, живёт в двушке с матерью и отчимом. Недавно мать начала звонить мне, обвиняя в чёрствости и предательстве семьи. Её ультиматум прозвучал как приговор:
— У Алины трое детей, им негде жить! А ты одна в трёшке царствуешь!
— И что? — отвечаю я, ощущая, как в груди закипает злость.
— Как тебе не стыдно? Отдай квартиру сестре! Ей нужнее! Мы же семья!
— Моя семья — это отец, который меня любил. А вы всегда считали меня пустым местом. Я не обязана решать ваши проблемы.
— Бессердечная! — кричит она. — Мы же родные!
— Родные? Вы мне никто.
Мать бросает трубку, но не сдаётся. Она шлёт фото племянников, пытаясь разжалобить. Но моё сердце остаётся холодным. Я не намерена жертвовать своим домом ради тех, кто годами топтал меня. У них свои трудности — пусть сами и разбираются. Я никому ничего не должна.
