**Дневник.**

Сегодня бабушка громко хлопнула дверью, бросив: «Ну и ладно, раз не нуждаетесь в помощи!» Я ждала поддержки, а услышала лишь наставления.

Когда мы с дочкой Алисой вернулись из роддома, дома нас встретила гробовая тишина. Муж, Сергей, конечно, был рядом — но только вечером. Днём он пропадал на работе, а возвращался с ожиданием горячего ужина и идеального порядка. Вот и вся помощь.

С завистью смотрела на подруг. У кого-то мамы брали коляску и гуляли с малышкой, пока дочь хоть в душ сбегает. У других свекрови без лишних слов валили борщи и стирали распашонки. А мне приходилось справляться одной — пока однажды бабушка Лена не объявила:

— Приеду и помогу!

Я чуть не расплакалась от облегчения. Но радовалась рано.

Она приехала, но её «помощь» оказалась диктатом. Вместо супа или уборки бабушка взялась переделывать всё под себя. Первым делом — за ребёнка.

— Давай её напоим! — требовательно заявила она, суя поильник в лицо Алисе, которой я только отменила грудь.

— Но она не хочет, — робко возразила я. — И педиатр сказал, пока не надо.

— Ты ничего не понимаешь! После еды обязательно пить! Так всех детей растили!

Когда я кормила по требованию, бабушка фыркала:

— Избалуешь! Пусть покричит — лёгким полезно. А ты сразу — грудь!

Как-то раз она явилась с пакетами сока:

— Витамины! Твоё молоко — не еда, а водичка.

Потом добралась до пелёнок. Подгузники она ненавидела.

— Вот настоящая пелёнка! — торжествующе достала марлю. — Туго пеленать надо, чтоб ножки ровные были! Я своих так вырастила!

Алиса орала от тряпичных оков. Я говорила, что ей больно, но бабушка только отмахивалась:

— Привыкнет. Крепче спать будет.

Однажды застала кошмар: дочь, мокрую, обернули в плед с грелкой. Бабушка объяснила: «Показалось, что зябнет». Окно было закупорено.

— Нас так растили — и ничего! Все живы! — сердито оправдывалась она.

Я собрала волю в кулак и осторожно сказала:

— Может, мы сами решим, как растить нашу дочь?

Бабушка вспыхнула:

— Ах, так?! Тогда самой справляйтесь! — и хлопнула дверью.

Теперь она приходит редко. Видит, как я одной рукой тащу коляску в поликлинику, как держу Алису и надеваю бахилы, как ногой открываю двери с папками в зубах — и молчит. Не предложит ни чаю, ни помощи.

Она хотела «помогать» только на своих условиях. Готовить или убирать — «не царское дело». А когда я отказалась от её «заботы» — соков, тугого пеленания и грелок — решила, что я неблагодарная. И ушла.

Сначала было горько. Потом — легче. Перестала ждать чуда. Научилась есть стоя, мыться за три минуты, открывать замки локтями.

Теперь я не боюсь. Я сильная.

А бабушка? Может, поймёт когда-нибудь, что помощь — не в навязывании своего, а в простой поддержке. Что любить — не значит диктовать.

А пока я сама себе и мать, и бабушка, и опора. И в этом есть своя гордость.