Простите, подскажете, как пройти к терапевту? спросила молодая женщина, подходя к медсестре в белом халате.
Идёте по коридору направо, потом налево, кабинет номер восемнадцать. У Марии Петровны очередь всегда длинная, лучше взять талончик, ответила медсестра, не отрываясь от журнала.
Спасибо, кивнула она и пошла, но вдруг остановилась. А как правильно фамилия, Мария Петровна?
Соколова. Зачем, знакомая? медсестра наконец подняла глаза.
Нет, просто имя показалось знакомым, женщина быстро отвернулась и пошла дальше.
У кабинета восемнадцать действительно толпилось людей. Василиса Кузнецова взяла талончик под номером двадцатьтри и присела на скамейку. Сердце билось так громко, будто всё помещение слышало. Соколова Мария Петровна Соколова. После развода мама вернула себе девичью фамилию. Прошло столько лет, а детали помнила до мелочей.
Следующий! донёс строгий голос из кабинета.
Василиса вздрогнула. Тот же голос, только более сухой, официальный, но интонации остались прежние те, что когдато звучали: «Сиса, иди кушать», «Сиса, сделала уроки?», «Сиса, почему так поздно?».
Очередь ползла медленно. Каждые пятнадцать минут открывалась дверь, выходил очередной пациент, и голос звал следующего. Василиса считала: семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый
Где двадцатый? нетерпеливо спросила пожилая женщина с тростью.
Наверно, ушёл, пожала плечами дама в ярком платке. Бывает, не выдерживают ожидания.
Тогда двадцатьпервый! крикнула ктото из очереди.
Двадцатьпервый тоже кудато делся, оглянулась медсестра, проверяя порядок.
Двадцатьвторой! голос из кабинета уже раздражён.
Я двадцатьтретья, тихо произнесла Василиса, вставая со скамейки.
Тогда проходите, время не теряйте, махнула рукой дама с тростью.
Василиса подошла к двери, на секунду замерла, потом решительно толкнула её.
За столом сидела женщина лет шестьдесят, волосы седые, собранные в строгий пучок. Белый халат, очки в тонкой оправе, лицо покрыто морщинами, но черты остались теми же. Василиса сразу узнала эти глаза.
Проходите, садитесь, доктор указала на стул напротив стола, не отрывая взгляда от карты. Фамилия, имя, отчество?
Кузнецова Василиса Михайловна, почти запнулась она.
Год рождения?
Тысяча девятьсот семьдесят восьмой.
На что жалуетесь? наконец Мария Петровна посмотрела на пациентку.
Василиса смутилась. Мама смотрела спокойно, без тени узнавания, будто видела её впервые.
Головная боль, пробормотала она.
Как часто? Характер боли? доктор начала записывать.
Часто, особенно по утрам. И иногда сердце колет.
Давление измеряли?
Нет, давно не помню.
Мария Петровна встала, подошла с тонометром, накачала манжету. Ее руки были теми же, что когдато заплетали Василисе косички, гладили её голову, шлёпали по попе, когда она баловалась.
Сто сорок на девяносто, констатировала она. Повышенное. Стрессы на работе есть?
Есть, кивнула Василиса.
Семейные проблемы?
Василиса чуть не рассмеялась. Да, проблемы были. Двадцать лет назад мама выгнала её из дома за «неподходящего» парня. Тогда ей было семнадцать, она думала, что знает жизнь лучше взрослых.
Можно сказать, что есть, ответила она.
Дети?
Дочь. Ей девятнадцать.
Замужем?
Разведена.
Доктор кивнула, продолжая писать.
Вредные привычки? Курите? Алкоголь?
Не курю. Алкоголь изредка.
Хронические заболевания в семье?
Василиса задохнулась. Как отвечать? Отец умер от инфаркта в сорок восемь, мама гипертония. Но мать сидела напротив и не узнаёт свою дочь.
У отца было больное сердце, осторожно сказала она.
Жив?
Нет.
От чего умер?
Инфаркт.
В каком возрасте?
В сорок восемь лет.
Мария Петровна на секунду замерла, потом продолжила писать.
А мать жива?
Не знаю, честно ответила Василиса. Мы не общаемся.
Понятно. Сейчас послушаю, доктор взяла стетоскоп.
Холодный металл коснулся груди. Сердце билось бешено.
Тахикардия, констатировала Мария Петровна. Аритмия. Давно?
Не помню.
Нужно обследование. Направлю на ЭКГ, анализы, к кардиологу обязательно.
Доктор, а запнулась Василиса, почему, как вы думаете, родные перестают общаться?
Мария Петровна отложила ручку и посмотрела внимательно.
О чём вы? О матери?
Да. Мы поссорились двадцать лет назад изза пустяка. И теперь не знаю, жива ли она, здорова ли.
Вы пробовали её найти? Обратиться?
Боюсь, она не простит. Может, скажет, что у неё нет дочери.
Доктор молчала, теребя ручку.
Знаете, наконец сказала она, я тоже когдато поссорилась с дочерью. Она ушла, хлопнув дверью, сказала, что я её не понимаю. Я же думала, что защищаю её, что знаю, как лучше. Гордая была, не пошла на примирение.
И что потом?
Прошло столько лет, что я бы её даже на улице не узнала. Люди меняются, особенно когда время идёт.
Василиса ощутила узел в горле.
Вы не жалеете?
Каждый день жалею. У меня есть внучка, может, и внук, но я их никогда не видела. Не знаю, как они выглядят, как смеются.
Почему не найдете? Сейчас можно всё узнать.
А если она меня не простит? Если я для неё умерла двадцать лет назад? голос Марии Петровны задрожал.
Но ведь вы мать. Мать всегда простит, прошептала Василиса.
Не знаю. Я тогда говорила ей что у меня нет дочери, что пусть живёт как хочет, только ко мне не возвращается. Она была ещё молоденькой, влюбилась в старшего парня, я думала, что он её обманет. Но она не слушала.
И что с ним случилось?
Кто знает? Может, я ошибалась. Может, они счастливо жили. А может, я была права, и он её бросил. Но я не должна была выгонять её из дома.
Василиса не выдержала:
Он не бросил. Мы прожили вместе десять лет, у нас родилась дочь, потом разошлись, но не изза него. Просто иногда люди перестают подходить друг другу.
Мария Петровна резко подняла голову:
Откуда вы это знаете?
Потому что я та самая дочь, мама. Это я. Василиса.
Тишина повисла. В глазах Марии Петровны вспыхнуло узнавание.
Василиса? прошептала она. Сисочка, это ты?
Я, мам. Это я.
Доктор встала, обошла стол. Василиса тоже поднялась. Стояли друг напротив друга, не решаясь сделать шаг.
Ты так изменилась, сказала мать. Я тебя совсем не узнала. Ты была худенькой, с косичками
А ты почти не изменилась. Только поседела и очки теперь носишь.
Василиса, я я так жалею голос Марии Петровны прервался.
Мам, не надо. Я сама виновата, должна была раньше прийти.
Нет, это я виновата. Я мать, я должна была первой
Они обнялись. Василиса почувствовала знакомый запах маминых духов, тот же, что двадцать лет назад.
Прости меня, дочка. Прости глупую, упрямую старуху.
Мам, не говори так. Ты не старая.
Старая, Сисочка, и больная. У меня давление, сердце барахлит. Иногда забываю, куда что положила.
Ничего, мам. Главное, что мы нашли друг друга.
А внучка? Ты говорила, что дочь есть?
Катя. Ей девятнадцать, учится в МГУ. Очень умная, красивая, как ты.
Можно можно я её увижу?
Конечно, мам. Она будет рада увидеть бабушку.
В дверь постучали.
Мария Петровна, очередь волнуется, услышала медсестра.
Сейчас, сейчас, вспомнила доктор. Василиса, у меня ещё пациенты. Давай встретимся вечером? Приезжай домой, помнишь адрес?
Помню, мам. Приеду, Катю привезу.
А готовить умеешь? улыбнулась мать.
Умею. Ты всё ещё блины печёшь по воскресеньям?
Пеку. Теперь буду для внучки.
Василиса вышла из кабинета, а Мария Петровна пригласила следующего. Руки её дрожали, она несколько раз перечитывала одну и ту же строку в карте.
Вечером Василиса стояла у знакомого подъезда с букетом цветов и коробкой конфет. Рядом нервничала Катя.
Мам, а вдруг она меня не полюбит? шептала дочь.
Полюбит, солнышко. Она же бабушка.
Почему вы так долго не общались?
Были глупые, дочка. Очень глупые.
Поднявшись на третий этаж, Василиса нажала звонок. За дверью послышались шаги.
Кто там?
Это я, мам. Василиса с Катей.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Мария Петровна в домашнем халате, глаза блестели от слёз.
Заходите, родные мои. Заходите скорее.
Она обняла сначала Василису, потом долго смотрела на Катю.
Боже мой, какая красавица! И правда на меня похожа. Те же глаза, тот же нос.
Бабушка, тихо сказала Катя, можно я вас обниму?
Конечно, внученька. Конечно.
Сели за стол, пили чай с тортиком, который Мария Петровна успела купить по дороге. Переписывали годы, листали фотографии, смеялись и плакали одновременно.
Мам, ты всё ещё работаешь в поликлинике? спросила Василиса.
Да, но уже думаю о пенсии. Сил не хватает, здоровье не то.
А может, не уходить? Твой опыт нужен людям.
Да какая я помощница сегодня собственную дочь не узнала.
Зато теперь узнала. И это главное.
Катя листала фотоальбом.
Мам, смотри, какая ты была красива в молодости! А это кто?
Это твой дедушка. Он умер, когда мне было двадцать пять.
Почему вы поссорились? спросила Катя.
Василиса и Мария Петровна переглянулись.
Изза гордости, сказала бабушка. Я думала, что знаю, как лучше, а она думала, что сама разберётся. Оба ошиблись.
Но теперь всё хорошо? настойчиво спросила девочка.
Теперь всё хорошо, улыбнулась Василиса. Будем жить дружно.
И я буду к бабушке каждый уикэнд приходить?
Конечно, солнышко. Будешь приходить, а я тебе блины печь буду.
А можно я к вам перееду? неожиданно спросила Мария Петровна. Квартиру продам, перееду к вам. Одной тяжело, а вместе веселее.
Мам, конечно! У нас места хватит.
Ура! хлопнула в ладоши Катя. Бабушка будет с нами жить!
Поздно вечером, собираясь уходить, Мария Петровна остановила Василису в прихожей.
Василиса, хочу сказать Когда ты зашла в кабинет, чтото во мне дрогнуло. Я не узнала тебя сразу, но почувствовала родную связь. Сердце будто заныло.
Мам, не мучай себя. Главное, что мы вместе.
Нет, послушай. Я всегда чувствовала, когда ты рядом. Даже когда ты была маленькой и играла во дворе, я знала, что ты дома, даже не видя тебя. Материнское сердце не обманешь.
Значит, ты всётаки узнала меня?
Сердцем узнала. А глаза подвели, старые.
Василиса обняла мать.
Я тебя люблю, мам.
И я тебя, дочка. И Катю люблю уже.
Бабуль, вы правда будете с нами жить? спросила Катя, выглядывая из комнаты.
Правда, внучка. Теперь мы никогда не расстанемся.
На улице шёл дождь, но Василиса его не замечала. Впервые за двадцать лет она чувствовала себя понастоящему счастливой. Мама жива, здорова, они снова вместе. А Катя шла рядом, щебетая о том, какая у неё замечательная бабушка и как здорово, что теперь у них будет настоящая семья.
В квартире Василиса долго не могла уснуть. Лежала, думала о потерянных годах, о пропущенных праздниках, о том, сколько ещё времени им придётся наверстывать. Но теперь всё будет иначе. Теперь они наверстают упущенное.