**Дневниковая запись**

Иногда жизнь бьет тебя не тогда, когда ты силён, а тогда, когда сломлен до предела морально, физически, духом. Я прошла через рак, одиночество, ужас перед материнством и чуть не потеряла самое дорогое. Но в последний момент сердце дрогнуло.

Меня зовут Татьяна, мне 33, родом я из Нижнего Новгорода. Но история, о которой хочу рассказать, случилась далеко от родины в стране, где я не знала ни слов, ни людей. Именно там я стала матерью. И именно там едва не отреклась от дочери.

В 25 лет мне поставили диагноз, от которого ноги подкашиваются рак шейки матки. Всё произошло стремительно: операция, восстановление, ночные страхи. Врачи сказали детей, скорее всего, не будет. Я молча согласилась. Решила, что моя судьба другая. Без мужа, без ребёнка. Только карьера, поездки, независимость.

Так и жила. Выстроила карьеру в банковской сфере, уехала по контракту в Германию, исколесила пол-Европы. Были романы, но без обещаний. Не влюблялась, не строила планов. Жила словно вполсилы. И даже этого хватало или я себя убеждала, что хватает.

Потом начались странности слабость, головокружение. Списывала на усталость. Но гинеколог, к которому зашла «для галочки», ошеломил:
Вы беременны. Четвёртый месяц.

Не верила. Как? Ведь я бесплодна? Ошибка? Нет. Анализы подтвердили.

Паника. Ужас. Ребёнка я не хотела. Не было ни мужа, ни планов, ни желания быть матерью. Никому не сказала ни родителям в Самаре, ни подругам, ни коллегам. Тайком носила свободные платья, почти не поправилась, делала вид, что ничего не происходит.

Девятый месяц. В голове одна мысль: отпуск в Турцию, о котором мечтала с института. Билеты куплены, отели забронированы. Почему бы и нет? Улетела. И там, под крики чаек и шум моря, начались схватки.

Родила в небольшой клинике недалеко от Антальи. Дочку назвала Людмила. Никаких чувств только опустошение. Даже думала оставить её там, в чужой стране, где никто ни о ком не спросит.

Но нищета, которую увидела в тех местах, перевернула душу. Решила: если отказываться то только дома. Обратилась в консульство, оформила документы. Через три пересадки, еле живая, вернулась в Россию.

Я была без сил, без гроша за душой, с младенцем на руках. На следующий день отнесла её в детский дом. Сказала, что не справляюсь. Соцработники молча приняли.

Пришла домой, рухнула на кровать и почувствовала пустоту. Будто всё это не со мной. Через два дня вышла на работу.

Но через неделю звонок из приюта:
Ваша девочка не ест. Не реагирует. Только плачет.

Пошла. Не знаю зачем. Может, чтобы убедиться, что не я виновата. Но когда увидела её худенькую, с потухшим взглядом, в чужом