**Серебряная годовщина, или Как забыть о забытом**
Надежда Попова поправляла белую льняную скатерть на кухонном столе, её пальцы слегка дрожали — то ли от усталости, то ли от предвкушения. Сегодня был их с Виктором двадцать пятый юбилей свадьбы, серебряный, и она с утра колдовала над праздничным ужином. На плите потрескивала утка с яблоками и мёдом, в духовке румянился картофель с укропом, а на разделочной доске лежали алые зерна граната — Виктор обожал их терпкий вкус. Кухню наполняли ароматы специй, ванили от грушевого пирога и лёгкий дымок от трёх свечей в медных подсвечниках. На столе гордо стояла бутылка «Каберне» — того самого, что они пили на свадьбе, — Надежда специально заказала его в винном магазине. Она надела тёмно-синее платье с кружевами, распустила волосы, которые обычно стягивала в пучок, и даже накрасила губы алой помадой — впервые за последние пять лет.
Часы с маятником над холодильником показывали 20:15. Виктор обещал быть к семи. Надежда набрала его номер, но в ответ услышала лишь равнодушный голос автоответчика: «Абонент временно недоступен». Сердце сжалось, но она отогнала дурные мысли, помешивая сливочный соус. «Наверное, задержался на заводе», — успокоила себя Надежда, поправляя букет алых роз в хрустальной вазе.
Дверь с грохотом распахнулась, и в квартиру влетела их дочь Маша, двадцати трёхлетняя дизайнер, приехавшая из Твери на выходные. Её рыжие кудри растрепались на ветру, а в руках она сжимала холщовую сумку и букет жёлтых хризантем.
— Мам, я приехала! — крикнула Маша, сбрасывая кеды и едва не опрокинув сумку. — Ого, стол — как в ресторане! Что, сегодня годовщина?
Надежда улыбнулась, принимая цветы.
— Ну да, серебряная. Папа вот только задерживается…
Маша фыркнула, вешая кожаную куртку на вешалку.
— Ну, это же папа. Вечно в своём цеху пропадает. Помочь с чем-то?
— Поставь вино и бокалы, — попросила Надежда, но голос её слегка дрогнул. Она снова взглянула на часы — 20:30. Утка остывала, соус загустел, а свечи догорали, роняя воск на скатерть.
К девяти Надежда уже сидела за столом, теребя салфетку с вышитыми инициалами — свадебный подарок от покойной тёти. Маша, устроившись напротив, листала телефон, пытаясь разрядить тяжёлое молчание.
— Мам, может, ещё раз позвонишь? — предложила она, отхлёбывая чай из кружки с медвежонком.
Надежда покачала головой, сжав губы.
— Бессмысленно, Маш. Он забыл. Как всегда.
Маша нахмурилась.
— Не накручивай. Может, дела. Он же начальник, там вечно авралы. Вчера звонил, говорил, что станок сломался.
Надежда сжала салфетку так, что побелели костяшки пальцев.
— Дела? Маша, это наша годовщина! Я весь день готовила, платье надела, а он даже не потрудился позвонить!
Дверь скрипнула, и в кухню вошёл Виктор. Его серая куртка была помята, волосы всклокочены, а под глазами залегли тёмные тени. В руках он держал потрёпанный портфель, но ни цветов, ни улыбки на лице не было.
— Привет, — буркнул он, ставя портфель у стены. — Что за пир? Праздник какой-то?
Надежда замерла, глаза её расширились.
— Праздник? Виктор, сегодня наша серебряная свадьба!
Лицо Виктора побелело.
— Чёрт… Надь, я… забыл. На заводе завал, целый день на ногах…
Надежда встала, голос её задрожал.
— Забыл? Я весь день готовила, ждала, свечи зажгла! А тебе хоть бы что!
Виктор скинул куртку на стул.
— Хоть бы что? Я пашу, чтобы у нас всё было! А ты сразу скандал закатываешь!
Маша кашлянула, пытаясь вставить слово.
— Давайте без ругани. Пап, садись, поешь. Мам, он просто устал.
Но Надежда повернулась к дочери.
— Просто устал? Маша, он всегда так! Я для семьи горой, а он делает вид, что так и надо!
Виктор хлопнул ладонью по столу.
— А я что, ничего не делаю? Я с шести утра на заводе! А тебе вечно мало, вечно не так!
Ужин, задуманный как праздник, превратился в поле боя.
Наутро в квартире стояла тяжёлая тишина. Надежда варила кофе, не глядя на Виктора. Тот сидел с газетой, но пальцы его нервно перебирали страницы. Маша, чувствуя напряжение, старалась разрядить обстановку.
— Мам, утка вчера была огонь, — сказала она, намазывая масло на хлеб. — Может, доедим?
Надежда буркнула:
— Если хочешь. Мне не до еды.
Виктор отложил газету.
— Надь, хватит дуться. Я виноват, но ты тоже хороша — сразу в атаку.
Надежда резко повернулась.
— В атаку? Я старалась, а ты даже не заметил! Тебе вообще семья важна?
Виктор встал.
— Важна? Я двадцать лет на заводе вкалываю! А ты вечно недовольна!
Маша подняла руки.
— Стоп! Вы как дети! Мам, папа правда устал. Пап, маме обидно. Давайте поговорите!
Но Надежда покачала головой.
— Говорить? Ты всегда за него! А я?
Маша нахмурилась.
— Мам, не дави. Папа не робот.
Надежда замерла.
— Давлю? Ты серьёзно?
Виктор вздохнул.
— Надь, я боюсь тебя подвести. Боюсь твоего осуждения.
Надежда посмотрела на него, гнев сменился болью. Она вспомнила, как двадцать пять лет назад они танцевали под дождём, и Виктор обещал ей звёзды.
Вечером Маша устроила «перемирие»: разогрела утку, зажгла свечи, достала старый фотоальбом. Но тишина была тяжёлой.
— Давайте за вас, — сказала Маша, поднимая бокал. — За двадцать пять лет.
Надежда холодно посмотрела на Виктора.
— Любовь — это дела. А твой отец считаетВиктор молча взял её руку, опустился на колени и вытащил из кармана потрёпанную фотографию их свадьбы, которую все эти годы носил с собой, и тогда Надежда поняла, что звезды, обещанные когда-то под дождём, давно горят у неё в сердце.
