Молчала весь юбилей
Тяжелые авоськи сдавливают руки, и Галина дергает плечами, пытаясь перехватить их удобнее. До дома осталось совсем немного, но в этот момент вспыхивает спина. Галина останавливается, ставит сумки на снег и достает телефон. Муж не перезванивает. Конечно, зачем? У Петра Ивановича свои дела. Она подавляет вздох, снова берет сумки и направляется к подъезду.
— Галиночка Сергеевна! — доносится вслед оклик соседки с первого этажа. Полноватая женщина в халате стоит у входа, держа сигарету. — Как здоровье вашей мамы? Говорят, ей девяносто исполняется?
— Восемьдесят пять, — поправляет Галина, чувствуя, как ноги дрожат от усталости.
— Ничего себе! И как она? Молодцом?
— Да, спасибо, Анна Павловна.
— Поздравлять-то будете? — не унимается соседка, затягиваясь дымом.
— Да, юбилей в субботу.
— А-а-а. Ну, тогда еще увидимся. Я передачку для Натальи Васильевны передам.
Галина кивает и ускоряет шаг. Сил на разговоры больше нет.
Дом встречает запах пыли и тишину. Полумрак прихожей обволакивает, и в него не хочется вносить шум. Галина проходит на кухню, выкладывает продукты и медленно опускается на табурет. Голова кружится. Вставала в пять утра, чтобы сделать доклад до восьми. Потом — рабочий день. Затем — к маме, приготовить ужин и помочь убираться. После — в магазин, закупить еды на юбилей. Теперь она дома, а все, о чем мечтает, — упасть на кровать.
Хлопает входная дверь, и в прихожей звучат тяжелые шаги.
— Галя, ты дома? — голос мужа звучит, как всегда, уставшим.
— Да, на кухне.
Петр Иванович входит, тоже опускаясь на табурет. Седые волосы растрепались, галстук ослаблен, глаза уставшие.
— Звонил тебе, не дозвонился.
— Странно, у меня звонков не было. — Галина достает телефон и смотрит на экран. — Ой, он же, кажется, на беззвучный поставлен и забыт.
— Ни о чем важном. Хотел сказать, что задержусь.
— А что на работе? — спрашивает она.
— Да ничего. Новый контракт, как всегда, куча нюансов. Юристы наши перестраховываются. — Он ослабляет галстук окончательно и снимает его. — Кофе сваришь?
— Сварю.
Галина достает кофеманку, насыпает кофе и ставит на плиту. Последнее время они почти не разговаривают, только о мелочах. Она не помнит, когда в последний раз говорили по душам.
— Мама звонила, — говорит Петр.
— Что случилось? — сразу настораживается Галина.
— Ничего. Просто интересовалась, когда приедем на юбилей.
— А ты?
— Сказал, что в субботу к двум, как договорились. Волнуется она.
— Еще бы. Восемьдесят пять лет — не шутка.
Галина наливает кофе в чашки и садится напротив мужа. Молча пьют. Смотрит на его руки — большие, с выпирающими венами. Всегда казались надежными, сильными. Теперь — просто уставшими.
— Завтра пораньше уйду, — говорит Галина. — Нужно маме помочь с уборкой. Она там — родственники со всей области приедут.
— Я могу подвезти.
Она удивленно поднимает глаза.
— Правда?
— Да. Утром подгадаю. И вечером заберу, если нужно.
— Это бы хорошо. Спасибо, Петя.
Они снова замолкают. И в этой тишине тяжелый груз, словно между ними не воздух, а плотная вода.
Квартира матери принимает Галину ароматом ванили и корицы. Наталья Васильевна возится у плиты в фартуке, выпекая пироги.
— Мам, я же говорила, что сама! — восклицает Галина, быстро снимая пальто и входя на кухню.
— Нет! Моя рука набита, пироги всегда идут. — Мать не оборачивается. — А ты лучше комнаты прибери. Пыли… Я уже не могу высоко тряпкой махать.
Галина только вздыхает. Мать всегда — деятельной, несмотря на возраст и болезни. Пережила войну ребенком, тяжелые послевоенные годы, развод с папой. И не жаловалась никогда. Ни вслух, ни внутренне. Почти никогда.
— Сестра звонила? — спрашивает Галина, стирая пыль в гостиной.
— Да. Обещала приехать завтра вечером. С мужем и сыновьями.
— Значит, ночевать останутся? — Галина считает, как рассадить гостей. Квартира у матери маленькая, трехкомнатная.
— Да, я там диван застелила.
— Людмила приедет в пятницу, я ее встречу у вокзала, — добавляет Галина.
— Вот и хорошо. — Мать кивает. — Галя, а ты с Петей как? Нормально?
Вопрос застает врасплох. Молчала с тряпкой в руках.
— Да. Конечно. А что?
— Не знаю. Голос какой-то… печальный в последнее время.
— Показалось, — машет она рукой, продолжая протирать полки. — У нас все нормально. Просто оба устаем.
— Смотри, дочка. Я не лезу в твои дела, ты знаешь. Но если что — говори. Я, хоть старая, иногда дельный совет даю. — Мать смотрит пристально, и Галине кажется, что та видит насквозь.
— Все нормально, мам.
Наталья Васильевна пожимает плечами и возвращается к пирогам. Галина чувствует укол совести. Не рассказывала матери о проблемах. Берегла. Или просто не хотела признаваться самой себе, что их с Петром брак трещит?
— Смотри, я на тебя смотрю и вспоминаю себя в твоем возрасте, — неожиданно говорит мать. — Молчала до последнего. Думала — само наладится, перемелется. А не перемололось. С твоим папой так и разошлись, не откровенничая.
— У нас с Петей другая ситуация.
— Конечно другая, всеми же она другая. Только общее — молчание, пока не загниет.
Галина молчит. Что сказать, если мать права?
День проносится в хлопотах. К вечеру они обе — матери и дочери — выдохлись, но квартира сверкает чистотой, а на кухне — пироги, салаты и заливное.
— Ну вот, теперь только стол накрыть завтра, и готово, — говорит Наталья Васильевна, релаксируя в любимом кресле.
— Мам, кого еще пригласила?
— Да как обычно. Тамара Ивановна с мужем, соседи с третьего, Зинаида — подруга из санатория. Ну и родня вся.
— А Клавдию Петровну?
Мать напрягается.
— Нет. И не буду.
— Почему? Вы всю жизнь дружили?
— Были друзьями. Прошедшее время, — отрезает она.
— Да что случилось?
— Не твое дело, — отворачивается. — Поссорились. Всё.
Галина знает, что мать ничего больше не скажет. Она всегда скрытна по таким делам. Как и сама сейчас.
Яблоко от яблони.
В субботу с утра квартира Натальи Васильевны — как улей. Приехала младшая сестра с семьей, помочь с мебелью и столами. Сестра Вера суетится на кухне. Мать не сидит без дела, командует процессом, указывает, что и куда.
Петр приезжает ближе к часу со свежим букетом лилий — любимых цветов.
— Наталья Васильевна, вы с каждым годом только краше! — галантно целует пожилую.
— Ой, брось, Петя, — машет она, но видно, что рада.
Гости начинают собираться к двум. Квартира наполняется голосами, смехом. Все хвалят Наталью Васильевну — как активную, как красивую. Галина стоит в стороне, на мать, которая словно помоложела. Щеки румяные, глаза блестят.
Петр подходит к жене.
— Все в порядке?
— Да.
— Устала?
— Немного.
— Ты сегодня хорошо выглядишь.
— Спасибо. — Она смутилась и поправила волосы.
В этот момент звенит звонок.
— Я открою, — говорит Галина и идет в прихожую.
За дверью — пожилая женщина с тростью и пакетом. Галина удивлена.
— Клавдия Петровна?
— Здравствуй, мой друг, — улыбается гостья. — Вот, решила поздравить Наташу. Пустить старушку?
— Конечно, — Галина сдвигается, пропуская.
Гостиная молчит, когда Клавдия входит. Наталья замерла с бокалом в руке.
— Наташенька, с днем рождения! — приблизившись.
Мать молчит, принимая пакет.
— Спасибо, — сухо.
— Пожалуйста, детка. — Вера усадила гостью.
— Спасибо, — благодарит и опускается на стул.
Она молчит, улыбаясь, когда поздравляют, а Клавдия — тоже.
Галина смотрит на мать, тревожно. Что с ней? Молчаливая, как непривычно.
— Что с ними? — тихо спрашивает Петр.
— Не знаю. Видимо, поссорились.
Праздник продолжается, разговоры, тосты. Только именинница и Клавдия молчат.
После третьего тоста Галина не выдерживает.
— Мам, ну что ты без слов? Твой день рождения, а ты как чужая.
— Ничего. В порядке.
— Да что случилось?
— Не сейчас.
Клавдия уезжает через час.
— Наташенька, спасибо за гостеприимство. — Клавдия встает.
— Спасибо, — кивает мать.
— Я провожу, — вызывается Галина.
В прихожей, помогая надеть пальто, не выдерживает:
— Что между вами? Почему она так? Никогда не видела маму такой.
— Ах, Галечка, — вздыхает старушка. — Просто гордыня. У неё. У меня времени на обиды не остаётся.
— Что случилось?
— Да много чего. Не в день разлаживается. Но главное — я ей правду сказала, а она не захотела слышать. Вот и всё.
— Какую?
— Что жизнь короткая, короче, чем хочется. А они с твоим отцом… Не поговорили. И вот. Погибла. Она обиделась. Я лезу не в своё дело? Может. Но я о ней заботилась. И о тебе.
— Мне?
— Да. Вижу, что ты вся в мать — такая же гордая. А с мужем так не спасёшь.
Галина провожает её, стоит в подъезде, не решаясь вернуться. Слова задели за живое. Неужели оборвано?
Когда возвращается, праздник разгар. Петр с племянниками, Вера налаживает ужины, соседи поют под гитару. Только мать — сидит, уставившись в окно.
После ухода Клавдии атмосфера растаптывается. Наталья начинает по-настоящему улыбаться.
Домой собрались около десяти. Петр водил машину, Галина смотрела в окно, думая о словах Клавдии.
— Петя, нужно поговорить.
— О чём? — не поворачивает голову.
— О нас. Что между нами.
— Что происходит?
— Ничего. Так проблема. Мы перестали разговаривать. Живём, как соседи.
— Правда, — сворачивает на обочину, заглушает мотор. — Ты права. Мы отдалились. Не знаю, как это исправить.
— Поговорим. Как раньше. Помнишь, мы часами болтали обо всём?
— Мечты.
— Мне тоже. Думала, что ты меня скучаешь. Что я надоел.
— Что? — не верит ушам.
— Думала, что ты отдалилась. Что мне с твоими проблемами неинтересно.
Они смеются — нервно, обเบา.
— Идиоты. — Петр сжимает руку. — Обещаю, не буду молчать. Даже если страшно. Даже если не хочешь слушать.
— И я.
Тихо, но тепло. Пониманием и близостью.
— Поехали домой.
— Да, — сжимает руку. — Нужно много наверстать.
Утром звонит мать.
— Галя, не могла бы приехать?
— Конечно, что-то случилось?
— Нет. Просто поговорить.
Наталья ждёт за столом с чаем. Вера уехала.
— Мам, всё в порядке?
— Да. Просто всю ночь думала о вчерашних. О Клаве.
— Что она права?
— Во всём. Я слишком гордая. И ты такая же.
— Вчера с Петей разговорили.
— Правда?
— Это яблоко от яблони, — улыбнулась. — Жизнь слишком коротка для молчания.
— Это её слова. Она так говорила.
— Почему вы поссорились?
— Из-за ерунды. Она думала, что мне с твоим отцом помириться. Он, я — из-за гордости. И я, зная, что права, обиделась.
— Не глупее, чем мы.
— Да уж. Галя, решила позвонить ей сегодня. Помириться. Может, и с твоим отцом встретиться. Не для того, чтобы сойтись, а просто поговорить.
— Это правильно, мам.
— Возьми конверт. Это на серебряную свадьбу. Пять лет ещё, но… Ты же знаешь.
— Не нужно.
— Нужно. На путешествие.
Они сидели допоздна, говоря о всём. И ссорах, и надеждах.
— Береги семью, — говорит мама. — И помни: нельзя молчать о важном.
— Не буду, мам. И ты тоже.
Домой ехала с лёгким сердцем. Впереди — разговор один на один.
