— Алёша, ты там живой? Наверное, сегодня наконец-то встанешь с дивана? Уже устали за тебя переживать! — Милена швырнула поднос с завтраком на столик, засыпая кашу из тарелки.
Алёша не шелохнулся под пледом. Лежал, уставившись в телефон, будто его слова не касались. Волосы были взъерошены, корни полысли, а футболка с рваным рукавом — словно выброшенная из бака мусора.
— Кто ж ты теперь, слуга, что ли? — продолжала Милена, уперев руки в бока. — Посуды после тебя нет, по дому без нас живёшь, даже завтрак приносить надо. Не мы тут больных содержим, сцены играем, барышня!
Алёша медленно положил телефон под подушку и потянулся за вилкой. Ел жевало, жуя, как будто сама мысль о еде давалась с трудом. Даже попытки подремать между ложками.
— Ты не думаешь, что хватит? — спросила Милена уже тише, но раздражение не прошло. — Три месяца, Алёша. Три. Пора бы уже выплыть из своих трюков.
Ответом был пустой взгляд. Ложка в руке, каша в тарелке — всё это создавало иллюзию жизни, но внутри пустота.
Раньше он был жилец. В институте не отставал от парней, работал на две смены: сначала программистом, потом продавцом в центре. Камни с плеч уже осталась в прошлом.
— У нас с характером, — гордились знакомые. — Не такой, как его отец — всё по праздникам. Алёша своего добьётся!
Добился. Просто не того.
Первым был Ваня. По её словам — душа, но по остальным — клоун без дома. Работал на дядю, жил в общежитии под московским посёлком. Она кормила его, помогала на карманные расходы, уговаривала осесть. Взамен — истории, просьбы денег, фразы вроде:
— Ты как сестра, я без тебя не могу. Всё, что у меня есть — для тебя.
После Вани внутри образовалась трещина. Словно отработанная батарея, которую выбросили с несмываемым стыдом.
Потом — Никита. Стихотворства, училище французского, редкие улыбки. Проблема была в сигналах: через минуту сказал, что не хочет, через час — вспомнил, что любит. Алёша ушёл позже всех, на третий год. Сломался от слабости.
Теперь — Артём.
— Наконец-то, — была радостна Милена, когда сына представили. — Приличный, за уши держит, не заигран.
Он был другим. Обаятельный, с новым «Ауди», с билетами на концерты. Свадьба — с нежностью, хотя и без гостей. Милена обижалась, но держала дистанцию:
— Понятно, хочет скрыться. Или в отпуск уходит. Главное, чтобы жил.
Конец — стремительный. Через шесть месяцев начиналась игра на расстоянии, через восемь — сведения о другой женщине. Артём не отпирался. Телеграмма, фото и слова:
— Стала слишком… серьёзной. Я люблю естественность, а не эти вечеринки. Прости.
Алёша вернулся с чемоданом и заплаканным лицом. Где-то между дорогой и домом потерял веру в женский пол.
Милена тогда сказала с долей сарказма:
— Предупреждала. Он не наш типаж. Всё же мы, простая семья.
С тех пор Алёша лежал на диване, ел без аппетита, смотрел кино, которое душил душевной пустотой.
— Алёша, — снова начал Милена. — Сколько можно? Развороченное — не смертельно.
Тот поднял слабый глаз. Тусклый, но без слёз. Собрал молчание и ответил:
— Я устал. Никакой силы. Давай, пошло.
Закат сидел тяжело. Молчание, раздробленное шорохом бутербродов. Стол — пуст, чашка — с отпечатком пальца. Павел, отец, сидел, что-то насвистывая.
— Ну что, Паш? — шёпот. — Что с ним делать? Лежит, как себе не видит. Я уже думаю… пойти к священнику.
— А ты что хотела? Питаем, ждём, терпим. Он и рад.
Помолчали. Милена пристально смотрела на отца:
— Может, врача? Я читала… Может, это не просто усталость. Может, у него и правда…
— Вроде депрессия? — перебил Павел с насмешкой. — Старики просто трусили. Перекрой ему интернет — и живёт. А то, чем мы его сейчас убираем…
Милена уселась, утихомирилась. В душе — борьба.
Когда Павел ушёл, Милена вошла в комнату. Алёша всё ещё существовал. Листал что-то на телефоне.
— Я не ругать, — начала и присела на стул. — Просто… страшно. Боюсь, что уйдёт навсегда. Что ты снова поймёшь ценность жизни.
Его голова слегка повернулась.
— Прости, мам. Но… не могу. Ничего не хочется.
Милена замерла.
— Ладно, — сказала плачь вне звука. — Тогда мы больше не дадим тебе денег. Ни на шоколад, ни на симку. Всё.
Реакция? Плечо дёрнулось, но не больше.
— Понял.
Он словно сделал опытную голову. Милена ушла, а Алёша пустил взгляд к потолку. Плед сполз. Уведомление на телефоне. Кто-то из бывших поснял фото из зала. Раньше он ходил туда по выходным. Теперь… лишний вес и мшистые края футболки.
Неделя — без внимания. Милена больше не шла, не оставляла еду, не спрашивала.
Но признаков изменений? Нулевые.
— Жёстче надо, Мил. — Павел, набравший по-домашнему два пол-стакана. — Он же не заплывет сам.
Милена глухо отказалась.
— А ты как? Ты как учишь детей плавать? В воду бросить и ждать.
— Тогда жди, пока он прирастёт к плите.
Голос стал резким.
То были последние. Через два дня родители зашли в комнату. Милена с ключами, Павел с документами. Алёша сжался в №200.
— Наняли тебе квартиру. Месяц. Холодильник, плита, кровать — всё есть.
Милена протянула ключи. Павел кивнул.
— Ты взрослый, Алёша. Любим, но — больше твой мир.
Дни в новой квартире — как яма. Тишина, пыль, вкус пустоты. Еда закончилась на третий день. В магазин — ноги, как ватные. Купил макароны, хлеб, сыр.
Перед плитой — целый час. Мозг молчал. Но к ночи готовил.
Стало ясно: родители не шутят. Внутри блёкшая надежда на возвращение. Но… короткая прогулка сбила со скользкого. Алёша начал смотреть вакансии на портале.
Нашел оператора в ближайшем пункте выдачи. Низкая плата — но смены были в спальном районе. Спокойствие.
Переоделся в приличную повседневку. Умылся, расчёсался — первый раз за недели.
Взяли без вопросов. Первые смены — ошибка, смущение. Но с каждым днём стало легче.
Через две недели пошёл гулять. Водрузил банку супа вместо бутербродов. Прибрал, постирал. Стал мыться — не по обязанности, а по желанию.
К концу месяца — посетил родительский дом. С подарками: конфеты, кофе, яблочный пирог.
— Мам… сначала был кис. А теперь… спасибо. Внутри как будто туман рассеялся.
Милена выдохнула.
— Алёш, мне тоже было стыдно. Но… договоримся: пока — никаких женщин. Следующую не переживу.
Алёша лишь усмехнулся.
— Мам, а теперь я живу для себя. Кто пришёл, тот пришёл.
…Вечером сидел у компьютера. Вакансия — «менеджер проекта», требовалась команда, но опыт вряд ли. Он всё равно написал отклик.
Полностью не оправился. Но внутри — будто проснулся. Не искать любовь, а… жить.
