Палящее солнце Москвы беспощадно раскаляло Тверскую улицу, где Артём, 28-летний мужчина с всклокоченными волосами и поношенной одеждой, сидел, прислонившись к холодной бетонной стене. Его когда-то яркие голубые глаза потускнели от усталости, кожа вокруг них запала из-за бессонных ночей и недоедания. Рёбра, резко очерченные под рубашкой, безмолвно рассказывали историю голода и гордости.
Он не ел уже больше двух дней.
«Ещё один день, Артём. Ты справишься», — пробормотал он себе, обнимая рюкзак — свою единственную собственность. «Кто-нибудь сегодня тебя заметит. Кто-нибудь добрый».
Но внутри раздался насмешливый голос: *«О чем ты? Никто не видит бродяг. Ты невидимка».*
Он взглянул на ларёк с шавермой через дорогу. Аромат витал в воздухе, вонзаясь в пустой желудок. Мимо прошёл ребёнок с подтаявшим мороженым. Артём следил за каждым его укусом — не из зависти, а из тоски. Когда-то и у него были такие моменты. Детство, смех, уют. Тёплая постель и мама, читавшая ему на ночь.
Но это было давно.
Он вырос в детдоме после внезапной смерти матери и исчезновения отца. В шестнадцать сбежал из приёмной семьи, где с ним жестоко обращались. Работал где придётся, пока травма не лишила его возможности трудиться. Без семьи, без страховки — он просто провалился в трещины системы.
Но одно он не терял — свою гордость.
Даже когда живот сводило от голода, а в глазах темнело от жажды, он не протягивал руку за подаянием. Он просто ждал, надеясь, что кто-то заметит его и предложит помощь — не потому, что он просил, а потому, что увидел.
Сегодня, как и всегда, мир прошёл мимо.
В светлой московской квартире с панорамными окнами 21-летняя Мария Соколова стояла перед зеркалом в полный рост, её каштановые волосы были собраны в небрежный узел, а зелёные глаза смотрели вниз. На ней было бледно-кремовое платье — элегантное, но скромное. Подарок покойного отца.
«Ты прекрасна, дорогая», — сказала мачеха Клавдия, её каблуки отстукивали дробь по мраморному полу.
Мария медленно повернулась. «Что за сюрприз, Клавдия?»
Та приподняла идеально подведённую бровь. «Это твой подарок на день рождения, солнышко. Я нашла тебе идеального жениха».
Мария напряглась. С тех пор, как умер отец, Клавдия забрала под контроль всё — дом, её расписание, а теперь и наследство. По завещанию, Мария должна была выйти замуж до 22 лет, чтобы получить доступ к деньгам. И Клавдия позаботилась, чтобы у неё не было ни одного поклонника, исподтишка разрушая любые намёки на отношения.
«Завтра ты обручишься, — сладко сказала Клавдия. — Всё уже устроено. Он… незабываем».
«С кем?» — нахмурилась Мария.
«Не порти сюрприз, — засмеялась мачеха, глаза её блестели от злорадства. — Просто знай — он особенный».
На следующее утро Мария сидела, скованная, на заднем сиденье чёрного внедорожника. Клавдия потягивала эспрессо, пока они ехали через не самые престижные районы Москвы.
«Ты говорила, мы едем на благотворительное мероприятие?»
«Так и есть. Только благотворительность… особенная», — загадочно ответила Клавдия.
Когда машина остановилась на Тверской, та постучала по стеклу и указала: «Вот он».
Мария посмотрела.
У тротуара сидел бродяга — растрёпанный, в рваной одежде.
«Ты шутишь», — холодно сказала Мария.
Клавдия улыбнулась. «Знакомься — твой жених».
Мария смотрела на неё, недоверие сменялось яростью. «Это уже переходит все границы».
«Ах, Машенька, — ядовито проговорила Клавдия. — Твой отец сам вложил мне в руки этот козырь. Хотела быть благородной? Вот твой шанс спасти отверженного».
Мария сжала кулаки, взгляд её упал на Артёма. Несмотря на внешность, в нём чувствовалось что-то… гордое.
Клавдия вышла, размахивая конвертом. «Идём, дорогая. Пора знакомиться».
Артём напрягся, увидев приближающихся женщин. Дорогие наряды — обычно такие люди проходили мимо, делая вид, что его нет.
Но одна из них опустилась рядом.
«Ты Артём?» — гладко спросила Клавдия.
«Да».
«Мой помощник говорил, что ты ищешь работу. У меня предложение. Неделя. Фальшивая помолвка с моей падчерицей. Заплачу».
Он моргнул.
«Я не артист», — пробормотал он.
«750 тысяч рублей. Сейчас. Несколько фото. Потом разыграем разрыв», — сказала она.
750 тысяч?
Сердце бешено забилось.
Мария стояла позади, скрестив руки, лицо её горело от унижения.
«А она согласна?» — спросил Артём, глядя прямо на неё.
«Нет, — тихо сказала Мария. — Но выбора у меня нет».
Он сглотнул, что-то сжалось внутри. «Ладно, — проговорил он. — Я согласен».
Клавдия захлопала в ладоши. «Прекрасно! Думаю, ты неплохо очистишься».
Вечером того же дня Артём стоял перед зеркалом в номере люксового отеля. Впервые за годы на нём была чистая одежда — тёмный костюм, белоснежная рубашка, туфли по размеру. Его вымыли, побрили, причесали — будто готовили к съёмкам.
Но внутри он оставался Артёмом. Тем, кто считал копейки и ночевал в подъездах.
В комнату вошла Мария, её дыхание на миг замерло. «Неплохо».
«Ты тоже», — искренне сказал он.
Они стояли молча.
«Прости за это, — наконец проговорила она. — Ты не заслужил, чтобы тебя втягивали в её игры».
Он пожал плечами. «Бывало и хуже».
Она тихо рассмеялась. «Всё равно… спасибо».
Благотворительный вечер стал шедевром Клавдии.
Журналисты, фотографы, светские львицы — всё мерцало под светом хрустальных люстр. Все взоры устремились на Марию и Артёма, когда те спускались по лестнице.
«Это бред, — прошептал он. — Почему они хлопают?»
«Думают, это романтично», — ответила Мария.
Он подал рукуОни обменялись кольцами под тем самым деревом в парке, где когда-то поняли, что даже в самых тёмных жизнях может загореться свет.