Он не позвонил. Но она продолжала существовать.
С утра Даша выставила громкость телефона на максимум. На всякий случай. Хотя внутренним чутьём понимала — не позвонит. Не из-за забывчивости. Не потому что не хотел. Просто не случится. Так же, как не приходят письма, которые никто не обещал, но ты всё равно заглядываешь в почту. Как не возвращаются те, кто ушёл окончательно.
Но она всё равно — сделала. Потому что надежда — упрямая тварь. Даже когда сердце давно опустило руки, она продолжает цепляться. Тлеет, но не гаснет. Даша сделала укладку — будто небрежную, но на самом деле тщательную. Вроде бы случайно, а выглядит красиво. Надела синее пальто — то самое, в котором он когда-то сказал: *«Ты в нём — как зима, но без морозов»*. С тех пор надевала его редко. Только по особым дням. Хотя сегодня собиралась лишь в аптеку. Да за хлебом.
Губы подкрасила яркой помадой. Слишком броско для серого утра. Но ей было всё равно. Или, наоборот, — особенно не всё равно.
В аптеке народу было — не протолкнуться. Кто-то ворчал, кто-то сморкался, кто-то ругал фармацевта за дорогие лекарства. Воздух гудел — пахло йодом, мёдом, мокрыми варежками и предзимьем. Даша взяла витамины. Те самые, что он когда-то советовал — *«для бодрости, а то ты вечно как выжатый лимон»*. Это было три зимы назад. Она подержала упаковку в руках дольше обычного, вчитываясь в дату на упаковке. *До следующего марта*. Будто и они имели своё *«до»*.
В булочной всё было знакомо. Продавщица с пирсингом в носу и глазами, уставшими от жизни. Аромат свежей выпечки. И привычная булочка с брусникой — он называл её *«вкусом бабушкиного пирога»*. Тогда, смеясь, он оставлял крошки в уголках рта, и ей это казалось невероятно трогательным. Даша купила две. Одну съест дома, как раньше — с чаем, у окна, глядя на двор. Вторую… просто оставит. Пусть лежит. Пусть напоминает о том, что когда-то было.
Дома её встретила тишина. Не уютная — тяжёлая. Такая, в которой слышно собственное дыхание. Воздух стоял неподвижно, словно в запертой комнате. Телефон лежал на подоконнике экраном вниз. Будто стеснялся смотреть ей в глаза. Ни звонков. Ни смс. Пустота. Как будто день прошёл мимо. Или как будто она сама стала чуть-чуть невидимой.
Она сняла пальто медленно, осторожно. Будто боялась нарушить хрупкое равновесие. Расстегнула пуговицы, повесила на вешалку. Сапоги поставила ровно. Всё — как по линеечке. В этом порядке был её якорь. Включила радио. Там говорили о курсе нефти, потом о грядущей метели, потом — о концерте в консерватории. Голоса звучали глухо, будто из-за стены.
Чайник вскипел. Она налила воду. Сделала глоток — обожглась, но не отпрянула. Проглотила. Горячо. До самого сердца.
Даша подошла к окну, упёрлась ладонями в холодное стекло. На улице кружилась мелкая снежная пыль. Снежинки ложились на шапки прохожих, таяли на рукавицах. Мужчина в тёмной куртке поправлял шарф маленькой девочке — неторопливо, с уверенностью. Рядом шла старая пара — они держались за руки, будто время не властно над ними, и только седина в волосах напоминала о годах. Люди шли. Смеялись. Торопились. Жили.
Мимо неё.
Мимо её окна, мимо её молчания. Как поезд, на который она опоздала. Или просто не решилась сесть.
Он не позвонил.
Но она подмела кухню. Позвонила маме — выслушала про давление, про вредную соседку, про новый рецепт пирога. Полила фиалки — тщательно, осматривая каждый лист, будто и они нуждались в её заботе. Записалась к врачу — на прививку, которую откладывала с прошлого года. Проверила баланс карты — ничего не изменилось, но стало спокойнее. Постирала постельное. Добавила кондиционер — просто из-за запаха, он напоминал ей луговые травы. Хотя она никогда не любила дачу.
А вечером включила свет во всех комнатах. Не потому что боялась. Просто — чтобы было уютнее. Чтобы квартира не казалась пустой. Чтобы даже отражение в окне не выглядело одиноким.
И, глядя на себя в этом отражении — растрёпанные волосы, тёплый свитер, босые ноги, — она подумала:
*«Он не позвонил. Но я всё ещё тут. Я — живая.»*
Не с упрёком. Не со слезами. Просто — как свеча, которую зажигают в тёмной комнате. Не для того, чтобы кто-то заметил. А чтобы самой стало чуть светлее.
