Отец ушёл, оставив мать с четырьмя детьми, но она нашла счастье вопреки всему.
Говорят, женщина с детьми — как подбитая птица, никто не возьмёт. Разведёнка, да ещё с четырьмя — кому она нужна? Но моя мать, женщина с сибирским упрямством, доказала, что сказки бывают. В свои под пятьдесят, с четырьмя малышами и без крыши над головой, она не просто выстояла — она познала настоящее счастье.
Меня, старшую дочь, она родила в 35. До этого вся жизнь ушла на заботы, семью откладывали. Она боготворила отца, берегла его, как музейную ценность, не подпуская к быту. А он не терпел детского крика, морщился от запаха пелёнок и отворачивался от забот. Через пять лет, к изумлению врачей, мать родила тройню — трёх мальчишек. Ей было уже за сорок, беременность давалась тяжело. Врачи качали головами, но мать выдержала, подарив мне трёх братишек.
С их появлением жизнь стала похожа на цирк шапито. Мать, измученная бессонными ночами, впервые попросила отца о помощи. Но тот лишь бурчал, что устал от гама. Потом объявил, что скопил на новую квартиру — наша двушка стала тесной для шестерых. Он предложил продать её, добавить сбережения и купить трешку. Мать, окрылённая, подписала бумаги, мечтая о просторных комнатах.
Но мечты разбились в одночасье. Отец продал квартиру, забрал деньги и испарился. Позже выяснилось: он ушёл к любовнице, сытой по горло «старой» женой и орущими детьми. Мать пыталась выбить алименты, но он лишь усмехался: «С какого перепугу? Я свободен!» Развод её подкосил, но не сломил — сердце треснуло, но не разбилось.
Мы перебрались в крохотную однушку — бабушкино наследство. Шестеро в одной комнате — чистый бедлам. Братья орали, места не хватало, еда была лишь самая дешёвая. Я, старшая, стирала, убирала, уроки делала урывками. В садике мать принимали за бабушку — так она осунулась от недосыпа и бедности.
Отец не объявлялся. Его родня вычеркнула нас, будто мы никогда не существовали. Мать даже не думала о новом браке — кому нужна замухрышка с четырьмя детьми и без гроша? Она просто выживала.
Но однажды мы гуляли в Парке Горького. Братья носились по площадке, а мать сидела на скамейке, потухшая, как догоревшая лучина. Мимо шёл мужчина — высокий, с тёплым взглядом. Остановился, спросил:
— Что за грусть на лице у такой красивой женщины?
Мать отмахнулась:
— Какая красота? Вот они, четверо в песочнице копошатся. Муж сбежал, забот — как у кошки котят.
Но он не ушёл. Представился — Дмитрий — и стал расспрашивать. Мать отвечала скупо, но он не отступал. Через неделю снова встретил нас в парке и уговорил мать на кофе. Так начались их встречи. Она оставляла братьев с подругой, а я видела, как в её глазах снова загорается огонёк.
Через полгода Дмитрий сделал предложение. Я ликовала. Он, человек скромного достатка, не испугался ни четверых детей, ни нашей каморки. Он принял нас, как родных. Сейчас они с матерью вместе уже больше десяти лет, и я не видела её счастливее. Дмитрий стал нам настоящим отцом — лучше, чем кровный. Он нас воспитывал, баловал, собирал в школу, покупал одежду. Утром стряпал оладьи, чтобы мать могла поспать, а вечером читал нам сказки. За ним она — как за кремлёвской стеной.
Мать устроилась на работу, жизнь наладилась. Дмитрий подарил нам не только любовь, но и веру в чудо. Судьба бывает зла, но тем, кто не ломается, она дарит свет. Моя мать — живое доказательство: даже в самой кромешной тьме можно отыскать искру, если не сдаваться.
