В душной тишине кухни, между стопкой невымытых тарелок и портретом деда в рамке, застрял тяжёлый вздох.

«Наверное, не приедет…» – прошептала Галина Степановна, бесцельно разглаживая помятый край скатерти, застеленной ещё вчера. Утром муж вытер её ладонью – крошки осыпались, будто пепел.

Соседка Анфиса, забежавшая за солью, застыла на пороге.

– Ты чего это? Опять сынок подвёл?

– Обещал. В марте клялся, что в мае возьмёт отгулы – крышу починит, дверь в хлев подправит. А теперь… опять это «не могу».

Их сын, Владимир, три года назад перебрался в Питер. Начинал грузчиком на рынке, потом устроился в автосервис – немецкие машины чинит. Женился на городской, Катерине.

– Квартиру в ипотеку влезли, – вздохнула Галина. – Он там полгода стены штукатурил, а она… только брови поднимала: «Криво!»

Сноха – девка с норовом. Раз в год, если повезёт, разрешает Володе навестить родителей. Да и то – не больше трёх дней. В этот раз он даже билеты купил… но за неделю до отъезда – звонок.

– Оказалось, беременна. И тут же: «Ты меня бросишь одну?» – передразнила Галина. – Хотя до родни её – пять минут пешком!

– Но билеты же… – растерялась Анфиса.

– Он хотел! А она – в слёзы: «Мне плохо, живот тянет!» – и всё.

Володя замялся, начал что-то бормотать про стрессы. Отец, Иван, трубку выхватил – попробовал с Катей поговорить. Та сразу в крик:
«Хватит! Вечно вы его тянете в эту дыру! У него своя жизнь!»

Иван бросил телефон на лавку.
«Ладно. Кровлю сами перекроем. А ты, сынок, раз мамкину юбку выбрал – так и сиди под ней».

Теперь звонки стали короче. Голос Володи – плоский, будто из старого радиоприёмника. «Денег нет», «Работа», «Катя не разрешает»…

Галина стиснула край скатерти.
«Она не понимает… Мужей – сколько угодно. А мать – одна. Потом плакать будет – да кто ж её слушать станет?»

За окном ветер гнал по двору клочья полиэтилена – похоже на свадебную фату, застрявшую в ветвях.