Я не стану жить с чужой старухой, твёрдо сказал внук, глядя матери в глаза.
Мама, ну скажи ему сама! Уже сил нет объяснять! Светлана нервно теребила край салфетки, не поднимая взгляда на сына.
Что тут объяснять? Дмитрий поставил на стол кружку с чаем и сел напротив. Ясно же сказал на следующей неделе съезжаю. Квартиру снял, залог внёс.
Сынок, но как же мы… начала было Светлана, но Дмитрий резко перебил.
Мам, мне двадцать восемь! Пора бы уже жить отдельно, не находишь?
Из соседней комнаты донёсся глухой кашель, потом стук упавшей вещи и недовольное ворчание.
Видишь, вздохнула Светлана, опять что-то уронила. Пойду проверю.
Не ходи, Дмитрий положил руку ей на плечо. Пусть сама разбирается. Ты ведь не сиделка.
Дима, она же стареет…
Мама, хватит! голос сына стал жёстче. Она тебе никто. Вообще никто! Папина мать, которая за всю жизнь доброго слова тебе не сказала.
Светлана поморщилась, будто от боли. Действительно, свекровь Нина Семёновна никогда её не принимала. Тридцать лет назад, когда они с мужем поженились, та встретила невестку холодно, словно чужую. Шепталась с соседками, что сын мог бы найти получше, что Светка из простой семьи, что нрав у неё неуживчивый. А после рождения Димы и вовсе заявила, что внука воспитывать будет сама, потому что мать у него неопытная да глупая.
Помнишь, как она тебя называла? продолжал Дмитрий, видя, что попал в больное. «Эта твоя Светлана». Даже по имени не утруждалась. А когда папа умер…
Замолчи, тихо попросила Светлана. Не надо.
Но сын не унимался. После похорон отца прошло три года, а воспоминания о том времени всё ещё резали душу. Нина Семёновна тогда прямо заявила, что квартира принадлежала её сыну, а значит, теперь её. Что Светлане с Димой пора искать себе жильё. Что она, мол, достаточно натерпелась от этой чужой женщины.
А кто её поднимал, когда инсульт случился? не унимался Дмитрий. Кто скорую вызывал? Кто в больнице ночами дежурил?
Хватит, Светлана встала, начала убирать со стола.
Не хватит! Ты же видишь, что она делает! Специально ночью топает, посуду бьёт, чтобы тебя изводить. Телевизор на полную громкость включает. А эти её намёки, что кормят её плохо, что лекарства не те…
Из комнаты свекрови раздалось громкое:
Света! Иди сюда!
Светлана машинально направилась к двери, но Дмитрий схватил её за руку.
Куда? Пусть сама встаёт, если что-то нужно.
Дима, она же больная…
Больная? Да здоровее нас с тобой! Просто привыкла помыкать. Папа её всю жизнь на руках носил, теперь ты продолжила.
Света! голос стал резче. Ты что, оглохла?
Светлана вырвала руку и зашла к свекрови. Нина Семёновна лежала, укрытая пледом. На полу валялась книга.
Подними, буркнула она. Читать хочу.
Очки у вас есть?
Конечно есть! Ты что, думала, я слепая? старуха нащупала очки, надела их. И чай принеси. Горячий. А то вчера ты мне какую-то бурду тёплую подала.
Светлана молча подняла книгу, положила на тумбочку и вышла. Дмитрий сидел за столом с тёмным лицом.
Ну что, опять побежала по первому зову?
Не начинай, устало ответила мать.
Мам, слушай внимательно, Дмитрий подвинулся ближе. Я переезжаю. И ты едешь со мной.
Светлана замерла с чайником в руках.
Как это?
Очень просто. Квартира двухкомнатная, места хватит. Будем жить спокойно, без вечных скандалов.
А она?
А она пусть живёт, как хочет. Что посеяла, то и пожинает.
Дима, я не могу… Она же совсем одна останется.
И отлично! Пусть поймёт, что значит остаться без твоей помощи.
Светлана поставила чайник, оперлась о стол. В голове мешались мысли, а в груди росло странное чувство вина, смешанная с облегчением.
Мам, помнишь, что она сказала после папиных похорон? голос Дмитрия стал мягче. «Теперь можете собираться, квартира моя». Помнишь?
Светлана кивнула. Тот день врезался в память навсегда. Они вернулись с кладбища, сняли чёрное, сели попить чаю. И тут свекровь, молчавшая всю церемонию, вдруг заявила, что теперь всё изменится. Что Светлана с сыном здесь лишние. Что пора бы подыскать себе жильё.
А кто тогда сказал, что никуда не уйдёт? продолжал Дмитрий. Кто заявил, что будет ухаживать за ней, несмотря ни на что?
Я сказала, тихо призналась Светлана. Но тогда всё было иначе. Она только что сына потеряла…
Мам, прошло три года! Три года ты за ней ухаживаешь, как прислуга. Готовишь, стираешь, по врачам водишь. А она хоть раз спасибо сказала?
Светлана задумалась. Действительно, благодарности от свекрови она не слышала ни разу. Только упрёки: то суп недосолен, то рубашка плохо выглажена, то таблетки не те купила. А недавно Нина Семёновна при соседке заявила, что живёт с чужими людьми, которые только и ждут её смерти, чтобы квартиру получить.
Света! Где мой чай? раздалось из комнаты.
Иду! откликнулась Светлана, но Дмитрий встал и преградил дорогу.
Нет, не пойдёшь. Садись.
Дима…
Мам, садись. Надо серьёзно поговорить.
Светлана нехотя опустилась на стул. Дмитрий взял её руки в свои.
Мам, я не стану жить с чужой старухой, сказал он, глядя прямо в глаза. И тебе не советую. Тебе всего пятьдесят три. Вся жизнь впереди. Зачем тратить её на человека, который тебя не ценит?
Она не чужая, Дима. Она твоя бабушка.
Бабушка? Дмитрий горько усмехнулся. Да она меня с детства не любила. Помнишь, как говорила, что я в тебя пошёл, упрямый да вредный? А когда я в университет поступил, так и вовсе заявила, что деньги на ветер всё равно из меня ничего путного не выйдет.
Светлана молчала. Она помнила каждое слово, помнила, как больно было слышать такое о сыне. Но муж тогда просил не обращать внимания, говорил, что мать у него тяжёлая, но в душе добрая.
Света! голос из комнаты стал злым. Ты что, там умерла?
Дмитрий резко встал и зашёл к бабушке. Светлана слышала, как он говорил:
Бабуля, мама занята. Если чай нужен встаньте и сделайте сами.
Как ты смеешь так со мной разговаривать? возмутилась Нина Семёновна. Позови мать!
Не позову. И вообще, предупреждаю: через неделю мы съезжаем.
Куда это?
На свою квартиру. Я и мама.
Наступила тишина. Потом раздался неверящий голос:
А я?
А вы останетесь здесь. Одна. Как всегда хотели.
Дима! окликнула сына Светлана, но он уже возвращался с довольным видом.
Всё, сказал. Теперь пусть думает.
Зачем ты так? Надо было сначала со мной посоветоваться…
Мам, о чём тут советоваться? Ты же сама сто раз говорила, что устала, что сил нет терпеть её выходки.
Это была правда. Светлана действительно жаловалась сыну, особенно после того случая, когда свекровь при гостях назвала её нахлебницей, живущей за чужой счёт.
Но она же старая, больная…
Мам, ей семьдесят шесть, не девяносто! И болеет она не больше, чем все в её возрасте. Просто научилась этим пользоваться.
Из комнаты донеслись всхлипывания. Светлана встала, но Дмитрий покачал головой.
Не надо. Это спектакль. Сейчас поплачет, а потом начнёт давить на жалость.
Дима, а если она правда расстроилась?
Правда? сын усмехнулся. Мам, ты забыла, что она говорила после папиных похорон? «Теперь можете собираться». Где тогда были её слёзы? Где жалость к нам?
Светлана вспомнила тот день. Нина Семёновна действительно была холодной и жёсткой. Не проронила ни слезинки, объявляя им о необходимости съезжать. Наоборот, говорила с каким-то торжеством.
А потом что случилось? продолжал Дмитрий. Инсульт. И кто её вытаскивал? Кто скорую вызывал, в больницу возил, лекарства покупал?
Я, тихо ответила Светлана.
Вот именно. А она, как поправилась, сразу забыла. И снова началось: то не так, это не эдак.
Всхлипывания в соседней комнате стихли. Теперь оттуда не доносилось ни звука.
Видишь? Дмитрий кивнул в сторону двери. Поняла, что слёзы не работают, и перестала.
Светлана налила себе воды, медленно выпила. В голове роились мысли. Сын был прав. Нина Семёновна действительно никогда её не любила, не ценила. Всю жизнь критиковала, унижала при людях. А после смерти мужа и вовсе хотела выгнать.
Но оставить пожилого человека одного… Разве это по-человечески?
Мам, я понимаю, тебе тяжело, сказал Дмитрий, будто прочитал её мысли. Ты добрая. Но подумай о себе. Тебе ведь тоже хочется жить, да?
Светлана кивнула. Жить хочется. Без вечного напряжения, без ежедневных упрёков. Проснуться утром и не думать сразу: что опять не так сделала, за что сегодня будут ругать?
А помнишь, как мы раньше жили? спросил сын. Когда папа был жив? Мы же общались, в кино ходили. А теперь? Когда ты последний раз куда-то выбиралась?
Светлана задумалась. За последние три года она никуда не ходила. Только работа, дом, больница, магазин. Подруга звала в театр, но пришлось отказаться свекровь одну не оставишь.
Мам, давай попробуем? голос Дмитрия стал мягким. Переедем, поживём месяц. Если увидим, что она совсем не справляется, тогда решим.
А если что-то случится?
У неё есть телефон. Есть соседи. Можно сиделку нанять, если готова платить.
Из комнаты донеслось шарканье. Нина Семёновна встала и медленно пошла к ним. Светлана напряглась.
Ну что, свекровь остановилась в дверях, опираясь на косяк, решили старуху бросить?
Бабуля, вас никто не бросает, спокойно ответил Дмитрий. Просто мы съезжаем.
А я как? Сама справлюсь? Больная, старая?
Вы не настолько больная, как притворяетесь, сын не дрогнул. И потом, вы же сами три года назад предлагали нам уехать. Помните?
Нина Семёновна моргнула, будто не ожидала такого.
То было другое…
Что другое? Дмитрий встал. Тогда тоже была квартира, тоже были мы. В чём разница?
Разница в том, что теперь я слабая!
Может, стоило об этом подумать раньше? голос Дмитрия стал жёстким. Может, не надо было обижать человека, который три года за вами ухаживал?
Нина Семёновна перевела взгляд на Светлану.
Света, ты же не оставишь меня? Я ведь старая, мне помощь нужна…
Светлана молчала. Внутри боролись жалость и обида.
Мам, тихо сказал Дмитрий, скажи ей правду. Скажи, как ты устала от вечных упрёков.
Я никогда не говорила, что она чужая! вспыхнула свекровь.
Нет? А что вы говорили соседке? Что живёте с чужими, которые ждут вашей смерти?
Старуха замялась.
Я… не так выразилась…
Как же? не отступал Дмитрий. Мама тридцать лет в этой семье. Тридцать лет терпела. А вы её до сих пор чужой считаете.
Светлана встала, подошла к окну. На душе было тяжело.
Нина Семёновна, сказала она, не оборачиваясь, вы помните, что мне сказали три года назад?
Света, я была в горе…
Вы сказали: «Теперь можете собираться, квартира моя». Помните?
Тишина.
А ещё вы сказали, что натерпелись от чужой женщины. Это тоже помните?
Я не хотела…
Хотели или нет уже неважно, Светлана повернулась. Важно то, что вы сказали. И мы запомнили.
Нина Семёновна опустилась на стул, будто сразу постарев.
Но я же больная…
Больная, согласилась Светлана. Только почему помощь должна исходить от тех, кого вы считаете чужими?
Старуха молчала.
Нина Семёновна, продолжала Светлана, вы всю жизнь дали мне понять, что я здесь лишняя. Почему теперь я должна остаться?
Потому что… так положено, слабо сказала свекровь.
Кому положено? вмешался Дмитрий. Вам? А нам что положено? Вечно терпеть?
Нина Семёновна подняла на него заплаканные глаза.
Дима, ты же мой внук…
Внук, которого вы никогда не любили.
Я… не думала, что ты запомнишь…
Запомнил. И мама запомнила.
Светлана вдруг почувствовала, как что-то внутри оборвалось.
Знаете что, Нина Семёновна, сказала она тихо, но твёрдо, мы действительно съезжаем. Через неделю.
Старуха вздрогнула.
Света…
Не Света, а Светлана Николаевна. Да, мы уезжаем. Будете жить одна, как хотели.
Но как же я?
А как мы? Светлана села напротив. Как мы должны были жить три года назад, когда вы нас выгоняли?
Нина Семёновна опустила голову.
Я тогда… в горе была…
В горе, кивнула Светлана. А мы, значит, в радости? Мужа и отца хоронили? Но мы же вас не выгоняли.
Наступила тишина.
Может, ещё подумаем… наконец сказала свекровь.
О чём? спросил Дмитрий.
Ну… может, я была не права…
Светлана покачала головой.
Поздно, Нина Семёновна. Слишком поздно.
И она действительно решила. В эту минуту, глядя на сгорбленную старуху. Решила, что имеет право на спокойную жизнь. На дом без вечных скандалов. На сына, которому не стыдно привести друзей.
Мама, Дмитрий положил руку ей на плечо, я горжусь тобой.
Светлана кивнула и впервые за долгое время улыбнулась.







