В молодости я думал, что самое сложное в жизни выбрать профессию. Оказалось, это мелочи по сравнению с тем, как непросто бывает в смешанной семье.
В этом году моя пятнадцатилетняя дочь Катя переехала жить ко мне и моей жене Ирине. Раньше она жила с мамой, Ольгой, после нашего развода. У нас было совместное опекунство, но основное время Катя проводила с матерью. Недавно у Ольги родился ребёнок от нового мужа, и в их маленькой квартире стало совсем тесно. Мы договорились, что Катя поживёт у меня, пока они не найдут жильё побольше.
У Кати здесь своя комната, как и у дочерей Ирины Леры (17) и Даши (15). Я хотел, чтобы она чувствовала себя как дома, но, честно говоря, влиться в новую семью непросто. Катя всегда была тихой: читала, рисовала в блокноте, вежливо общалась, но казалось, будто она здесь гость, а не часть семьи.
Сначала я думал, это просто адаптация. Но пару недель назад заметил, что Катя расстроена. Не бурно, а тихо закрывалась в комнате, плечи сгорблены, глаза красные, будто плакала. Стала ещё более замкнутой.
Я спрашивал, что случилось, но она лишь качала головой: «Всё нормально, пап».
Но я-то знал свою дочь. 15 лет не шутки, я видел, когда ей тяжело.
Однажды, пока Катя была в школе, я зашёл в её комнату, чтобы убрать вещи. И заметил странное: её вещи лежали неаккуратно. А Катя всегда тщательно всё раскладывала. Духи и косметика (подарки от мамы) были не на своих местах.
Я не хотел делать поспешных выводов, но насторожился. А на следующий день увидел, как она, сдерживая слёзы, быстро застёгивает рюкзак, забыв помаду на столе. Тогда у меня появилось подозрение, что кто-то лазит в её вещи.
Пришлось пойти на крайние меры пока Катя была в школе, я поставил в её комнате камеру. Мне было неловко, но я должен был узнать правду.
Запись разбила мне сердце.
Через пару часов после ухода Кати в комнату заходили Ирина с дочками снова и снова. Даша и Лера рылись в её вещах, примеряли одежду, красились её косметикой. Ирина брызгалась её духами, смеялась и оставляла флакон полупустым. Они вели себя так, будто вещи Кати общие, а её личное пространство ничего не значит.
Теперь я понимал, почему дочь так замкнулась. Её не просто тяготил переезд её границы нарушали. Её комната, её убежище, больше не принадлежало ей.
Той же ночью я поехал в строительный магазин. Без долгих разговоров, без собраний. Купил замок и установил его на дверь Катиной комнаты.
Когда она вернулась из школы, удивлённо спросила:
«Пап а это что?»
Я присел рядом и ответил: «Потому что это твоё пространство, Катюш. Никто не должен сюда заходить без твоего разрешения».
Облегчение на её лице было не передать. Впервые за недели она расправила плечи, глаза загорелись. Она прошептала: «Спасибо, папа».
Но спокойствие длилось недолго.
Вечером Ирина заметила замок.
«Это что ещё за новости?» резко спросила она.
«Обычный замок», ответил я, хотя сердце колотилось.
«Зачем?!»
Я сказал правду: знаю, что она с девочками лазили в Катины вещи, и это должно прекратиться.
Ирина покраснела. «Ты что, следил за нами?! Вешать замки это ненормально! Ты разрушаешь семью, выставляешь моих дочерей ворами! Мы же семья! У нас не должно быть секретов, сёстры всё делят!»
Я не отступил. «Делиться одно, а обшаривать чужие вещи другое. Катины вещи принадлежат только ей. Если Лера или Даша хотят такие же духи купите. Но не берите у моей дочери».
Голос Ирины стал ледяным. «Ты её выделяешь. Ставишь её выше нас. Развешиваешь замки в общем доме! Это тревожный звоночек».
Я сжал кулаки, но говорил спокойно. «Нет, Ира. Тревожный звоночек это когда подростки и взрослая женщина считают нормальным обворовывать чужую комнату, как стервятники. Катя заслуживает уважения. И я не позволю, чтобы её унижали в её же доме».
Последовала гробовая тишина.
С тех пор в доме напряжённо. Ирина со мной почти не разговаривает. Лера и Даша хлопают дверьми и косятся, когда Катя проходит мимо.
Но Катя будто стала легче. Теперь она закрывает дверь на ключ, и её вещи остаются нетронутыми. Она даже снова начала напевать, когда рисует, этот звук я так соскучился слышать.
Но один вопрос не даёт мне покоя: не перегнул ли я палку? Быть может, замок только усугубил ситуацию? Может, стоило попытаться поговорить по-хорошему?
Иногда ночью я лежу без сна, думая: защита дочери стоила мне брака?
Через пару дней позвонила Ольга, мама Кати.
«Она в последнее время повеселела, сказала она. Раньше в голосе была грусть, а теперь нет. Что-то изменилось?»
Я честно ей всё рассказал. Ольга помолчала, а потом сказала: «Ты поступил правильно. Кате всегда было важно её личное пространство. Она очень ранимая, и если границы нарушают замыкается. Спасибо, что защитил её».
Её слова стали бальзамом для моей души. Может, я не сошёл с ума. Может, я не переборщил.
В выходные я решил серьёзно поговорить с Ириной и девоками.
Собрал всех в гостиной. «Послушайте, начал я, этот дом должен быть безопасным для всех. Значит, нужно уважать чужие вещи и комнаты. Катя имеет право на личное пространство. Вы тоже. Я не позволил бы ей рыться в ваших вещах. Замок крайняя мера, но границы уже нарушались».
Лера фыркнула: «Она думает, что лучше нас».
«Нет, твёрдо ответил я. Она просто хочет, чтобы её вещи не трогали. Представь, если бы кто-то постоянно брал твою любимую кофту или косметику. Тебе бы это не понравилось».
Ирина скрестила руки. «В семье всё общее».
«А ещё в семье уважают друг друга, парировал я. Если делятся только в одну сторону это не делиться, а брать. Речь не о любимчиках, а о справедливости».
Девочки закатили глаза, но, кажется, поняли. Ирина промолчала.
Изменилось не всё и не сразу. Но через пару недель ситуация начала сдвигаться. Катя перестала прятаться в своей комнате. Иногда я заставал её за кухонным столом, где она пила чай с Дашей, не глядя, как та рисует в её блокноте теперь с разрешения. Лера перестала хлопать дверью рядом с её комнатой. А однажды Ирина оставила у закрытой двери чашку с какао и записку: «Поправь, если не нравится». Катя сама открыла дверь впервые за неделю. Они не сказали друг другу много просто сидели вместе. Я стоял в коридоре и слушал, как тихо, но явно смеётся моя дочь. И понял: замок не разделил нас. Он просто напомнил, что уважение это не подарок, а основа.
