Она ушла без предупреждения
— Да что ты себе позволяешь?! Я всю жизнь для тебя… а ты?! — Иван Иванович отшвырнул газету и вскочил с дивана, лицо его побагровело.
— Что — я? Скажи, пожалуйста, что — я? — Анастасия Семёновна скрестила руки на груди. — Тридцать лет терплю твои выходки, твои бесконечные «я устал» и «мне надо отдохнуть»! Знаешь, сколько всего я сделала для тебя и твоей карьеры? А ты хоть раз поинтересовался, как у меня дела? Когда последний раз спрашивал, что у меня на сердце?
— Да при чем тут это?! — взорвался Иван Иванович. — Я говорю о конкретной ситуации! Ты обещала присмотреть за внучкой, а сама умчалась на свой хор! И что мне было делать? Отменять важную встречу?
— А почему бы и нет? Хоть раз в жизни поставь семью выше работы! — в голосе Анастасии Семёновны послышались слезы. — И, между прочим, я предупреждала тебя об этом еще неделю назад. Но ты, как всегда, пропустил мимо ушей.
Иван Иванович досадливо махнул рукой и отвернулся к окну. За тридцать лет брака они научились ссориться на повышенных тонах, не доходя до настоящего скандала. Такой странный компромисс между накопившимся раздражением и нежеланием разрушить то, что строилось годами.
— Что ты там увидел за окном? — съязвила Анастасия Семёновна. — Очередную отговорку?
— Отстань, — буркнул Иван Иванович и дернул плечом, словно стряхивая невидимую руку. — У меня от твоего голоса уже голова разболелась.
Анастасия Семёновна молча смотрела на спину мужа. Высокий, подтянутый, с широкими плечами и аккуратной сединой на висках — таким она его полюбила тридцать лет назад. Таким он остался и сейчас, разве что морщин прибавилось, да характер стал еще невыносимее.
— Знаешь что, — тихо произнесла она, — думаю, нам обоим надо немного отдохнуть друг от друга.
Иван Иванович резко обернулся:
— Что ты имеешь в виду?
Но Анастасия Семёновна уже вышла из комнаты. Он услышал, как хлопнула дверь спальни, а затем раздался знакомый звук выдвигаемых ящиков комода.
«Собирает вещи? — промелькнуло в голове. — Да ладно, это же Анна! Куда она пойдет?»
Уверенный в мимолетности женского гнева, он вернулся к газете. «Поворчит и успокоится», — подумал Иван Иванович, углубляясь в чтение статьи о повышении пенсионного возраста.
Спустя полчаса, когда возня в спальне стихла, он решил, что гроза миновала. Однако его уверенность пошатнулась, когда в прихожей раздался стук каблуков и звон ключей. Иван Иванович поднял голову от газеты и увидел жену с небольшим чемоданом.
— Ты куда это собралась? — спросил он с нотками неуверенности в голосе.
— К Людмиле, — коротко ответила Анастасия Семёновна, называя имя своей давней подруги. — Поживу у нее пару дней. Может, дольше. Не знаю пока.
— Перестань дурить, — Иван Иванович отложил газету и встал. — Подумаешь, поссорились. С кем не бывает?
— Дело не в ссоре, Иван, — вздохнула Анастасия Семёновна. — Дело в том, что я устала. Просто устала. От всего. От рутины, от невнимания, от того, что мы живем как соседи по квартире, а не как муж и жена.
— Что за глупости? — попытался отшутиться он. — Какие соседи? Мы же спим в одной постели!
— И это все, что от нас осталось, — грустно усмехнулась она. — Спать в одной постели. Даже не разговаривая перед сном.
Иван Иванович растерялся. Такой он жену не помнил — спокойную, решительную, говорящую неприятные вещи без крика и слез.
— Анна, давай поговорим, — он сделал шаг к ней. — Присядем, обсудим все…
— Нет, Иван, — она покачала головой. — Сначала мне нужно побыть одной. Разобраться в себе. А потом уже решать, что делать дальше.
— Что значит «что делать дальше»? — в его голосе появились нотки паники. — Мы же муж и жена! У нас дочь, внучка…
— Которых ты почти не видишь, потому что вечно занят, — мягко напомнила Анастасия Семёновна. — А я больше не хочу одна тянуть все на себе.
Она повернулась к двери, и Иван Иванович впервые заметил, как устало опущены ее плечи, как поникла когда-то гордо поднятая голова. В этот момент ему стало по-настоящему страшно.
— Анна, не уходи, — он почти умолял. — Давай поговорим. Я все понял, правда. Я буду больше внимания уделять тебе, семье…
— Нет, Иван, — она покачала головой. — Сейчас ты испугался, поэтому так говоришь. Но через неделю все вернется на круги своя. Мне нужно время.
Она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Иван Иванович остался стоять посреди прихожей, не веря в произошедшее. Впервые за долгие годы его жена просто взяла и ушла. Без скандала, без угроз, без обещания вернуться к ужину.
Он подошел к окну и увидел, как она садится в маршрутку. Не оглянувшись, не помахав рукой — просто закрыла дверцу машины, и автомобиль тронулся с места, унося ее в неизвестность.
«Вернется, — подумал он, отходя от окна. — Куда она денется? У нас же вся жизнь вместе».
Но где-то в глубине души шевельнулось беспокойство. Слишком уж спокойно и решительно держалась Анна. Так, будто действительно все для себя решила.
Вечер тянулся бесконечно. Иван Иванович включил телевизор, но не мог сосредоточиться на программе. Мысли все время возвращались к утреннему разговору. Был ли он действительно так невнимателен? Когда они последний раз выбирались куда-то вместе? Разговаривали не о бытовых мелочах, а по душам?
И чем больше он думал, тем отчетливее понимал — Анна права. Они действительно стали как соседи. Он сам не заметил, как их семейная жизнь превратилась в рутину, лишенную тепла и радости.
Ужинать в одиночестве оказалось невыносимо тоскливо. Иван Иванович сварил себе макароны, поковырял их вилкой и отставил тарелку. Аппетита не было. Он взял телефон и набрал номер жены. Длинные гудки, и наконец ее голос:
— Да, Иван.
— Как ты? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.
— Нормально, — коротко ответила Анастасия Семёновна. — У Людмилы уютно.
— Может, все-таки вернешься? — осторожно спросил он. — Поговорим спокойно, без криков…
— Нет, — твердо ответила она. — Мне нужно время, я же сказала.
— Сколько? — в его голосе послышалось раздражение. — Неделя? Месяц?
— Не знаю, Иван, — вздохнула Анастасия Семёновна. — Пока не пойму, чего я действительно хочу.
— А чего ты хочешь?! — не выдержал он. — Чтобы я на коленях ползал?
— Видишь, — в ее голосе прозвучала усталость. — Ты опять все сводишь к претензиям. Нет, я не хочу, чтобы ты ползал на коленях. Я хочу понять, осталось ли между нами что-то, кроме привычки жить вместе.
Иван Иванович хотел возразить, но не нашел слов. В трубке раздались короткие гудки — Анна повесила трубку.
Ночь прошла беспокойно. Большая кровать казалась чужой и неуютной без привычного тепла жены рядом. Иван Иванович ворочался, взбивал подушку, но сон не шел. В голове крутились обрывки воспоминаний — их первая встреча на институтском вечере, скромная свадьба, рождение дочери… Когда все начало меняться? Когда они перестали быть одним целым и превратились в двух чужих людей под одной крышей?
Утром, невыспавшийся и раздраженный, он поехал на работу. Но сосредоточиться на делах не получалось. Мысли постоянно возвращались к Анне. Что она делает сейчас? О чем думает? Вернется ли домой?
В обеденный перерыв он позвонил дочери.
— Папа? — голос Ольги звучал удивленно. Обычно он не звонил среди дня. — Что-то случилось?
— Нет, ничего, — соврал Иван Иванович. — Просто… как твои дела? Как Ксюша?
— У нас все хорошо, — осторожно ответила дочь. — Ксюша в садике. А что у вас с мамой?
— А что с нами должно быть? — насторожился он.
— Не знаю, — в голосе Ольги послышалась ирония. — Может, тот факт, что она собрала вещи и уехала к тете Люде, о чем-то говорит?
— Так она тебе уже позвонила, — мрачно констатировал Иван Иванович.
— Конечно, — Ольга вздохнула. — Папа, что у вас произошло?
— Да ничего особенного! — взорвался он. — Поссорились, как обычно. А она вдруг вещи собрала и ушла. Говорит, устала, надо подумать… В ее возрасте о чем думать-то? Жили бы спокойно, как все нормальные люди!
— В ее возрасте? — переспросила Ольга. — Пап, маме пятьдесят пять лет. Она полна сил и энергии. А ты говоришь так, будто она древняя старуха.
— Я не это имел в виду, — смутился Иван Иванович. — Просто… ну сколько можно этих женских капризов? То ей внимания не хватает, то разговоров душевных…
— Слушай, — в голосе дочери появились стальные нотки, так напомнившие ему интонации Анны в молодости. — Мама тридцать лет терпела твое пренебрежение. Ты хоть понимаешь, что она всю жизнь положила на алтарь семьи? Бросила аспирантуру, когда я родилась, отказалась от повышения, когда тебе предложили должность в другом городе… И что она получила взамен? Вечно уставшего мужа, который даже не помнит, когда у нее день рождения?
— Это неправда! — возмутился Иван Иванович. — Я всегда помню…
— Да? — перебила его Ольга. — Тогда скажи, когда он у нее?
Иван Иванович замялся. Кажется, где-то в начале осени… Или в конце лета?
— Вот видишь, — в голосе дочери звучало разочарование. — Семнадцатое сентября, папа. И в этом году ты снова забыл. Как и в прошлом. И в позапрошлом тоже.
— У меня много работы, — пробормотал он. — Не могу я все даты помнить…
— Мама помнит, — отрезала Ольга. — Она никогда не забывала ни про твой день рождения, ни про мой, ни про день рождения Ксюши. Всегда готовила что-то особенное, покупала подарки… А ты? Когда ты последний раз дарил ей цветы просто так, а не по поводу?
Иван Иванович молчал. Нечего было возразить.
— Пап, — голос дочери смягчился. — Если ты действительно хочешь вернуть маму, придется постараться. Она заслуживает лучшего отношения. И знаешь, я на ее стороне.
После этого разговора на душе стало еще хуже. Иван Иванович вернулся домой раньше обычного, но пустая квартира навевала тоску. Он включил телевизор, попытался посмотреть футбол, но без привычного ворчания Анны («Опять твой футбол! Уже глаза квадратные от этого телевизора!») удовольствия не получил.
На следующий день он решил действовать. Купил букет ее любимых лилий и поехал к Людмиле.
Дверь открыла сама хозяйка — статная женщина с короткой стрижкой и внимательным взглядом.
— Здравствуй, Иван, — она окинула его оценивающим взглядом. — Заходи, только Анны нет.
— Как нет? — растерялся он. — А где она?
— Не знаю, — пожала плечами Людмила. — Утром ушла, сказала, что вернется к вечеру.
— Могу я ее подождать? — спросил Иван Иванович, неловко переминаясь с ноги на ногу с букетом в руках.
— Можешь, конечно, — кивнула Людмила. — Проходи на кухню, чайку попьем.
За чаем Людмила внимательно смотрела на Ивана Ивановича, словно оценивала его.
— Знаешь, — наконец сказала она, — Анна у меня уже третий день. И все это время я слушаю истории о вашей семейной жизни. Знаешь, что меня поразило? Она не злится на тебя. Не ненавидит. Просто устала.
— От чего устала? — хмуро спросил он. — Все у нее есть — квартира, машина, шуба норковая…
Людмила усмехнулась:
— Да кому нужна эта норковая шуба, если нет любви? Анна мне рассказывала, как вы познакомились. Какие письма ты ей писал, когда в армии служил. Какие стихи читал. А потом… потом началась обычная жизнь. И чем дальше, тем меньше в ней оставалось места для романтики, для нежности, для внимания…
— Да какая романтика в нашем возрасте?! — вспылил Иван Иванович. — Взрослые люди, не мальчик и девочка!
— А разве любовь имеет возраст? — спросила Людмила, глядя ему прямо в глаза. — Разве нежность становится ненужной, когда человеку за пятьдесят?
Иван Иванович хотел что-то ответить, но в этот момент щелкнул замок входной двери. Через минуту на кухню вошла Анастасия Семёновна — в новом платье, с элегантной прической, с легким макияжом на лице.
— Иван? — она удивленно остановилась в дверях. — Ты что здесь делаешь?
— Тебя жду, — он встал и протянул ей цветы. — Это тебе.
— Спасибо, — она машинально взяла букет. — Но зачем?
— Просто так, — он пожал плечами. — Без повода.
Анастасия Семёновна недоверчиво посмотрела на него:
— Что произошло?
— Ничего, — он смутился под ее взглядом. — Просто… я подумал о том, что ты сказала. И… ты права. Мы действительно стали как чужие. Я хочу это исправить. Можно мы поговорим? Наедине?
Анастасия Семёновна переглянулась с Людмилой.
— Я пойду в магазин, — тактично сказала та и вышла из кухни.
Когда они остались одни, Иван Иванович не знал, с чего начать. Анастасия Семёновна молча ставила лилии в вазу, не глядя на него.
— Ты очень красивая сегодня, — неловко сказал он. — Новое платье?
— Да, — она бросила на него короткий взгляд. — Купила вчера.
— Тебе идет, — он помолчал. — Анна, я хочу, чтобы ты вернулась домой.
— Зачем? — спросила она, садясь напротив. — Чтобы все продолжалось, как прежде?
— Нет, — он покачал головой. — Я… я постараюсь измениться. Буду больше внимания уделять тебе, семье…
— Ты уже говорил это, — она вздохнула. — И что изменилось за эти дни?
— Я понял, как мне тебя не хватает, — тихо сказал Иван Иванович. — Дом без тебя — не дом. Просто стены и мебель.
Анастасия Семёновна внимательно посмотрела на него:
— Иван, я не хочу быть просто удобной деталью твоего быта. Я хочу быть любимой женщиной. Понимаешь разницу?
— Понимаю, — он кивнул. — И я постараюсь… нет, я сделаю все, чтобы ты чувствовала себя любимой. Каждый день.
— Слова, Иван, — печально улыбнулась она. — Просто слова.
— Тогда давай я докажу, — он решительно встал. — Поехали сейчас куда-нибудь. В ресторан, в парк, в кино — куда захочешь.
— Прямо сейчас? — удивилась она. — А как же твоя работа? Ты же никогда не пропускаешь рабочий день…
— К черту работу, — махнул рукой Иван Иванович. — Ты важнее.
В глазах Анастасии Семёновны мелькнуло что-то похожее на надежду.
— Хорошо, — кивнула она после паузы. — Поехали в тот маленький ресторанчик на набережной, помнишь? Где мы отмечали нашу первую годовщину свадьбы.
Иван Иванович задумался. Ресторан на набережной… Тридцать лет назад… Смутные образы всплывали в памяти — молодая Анна в белом платье, шампанское, музыка…
— Помню, — соврал он и улыбнулся. — Конечно, помню. Поехали.
Ресторан изменился за эти годы, но вид на реку остался таким же прекрасным. Они сидели у окна, и Анастасия Семёновна рассказывала о своем хоре, о новых песнях, которые они разучивают, о предстоящем концерте. Глаза ее блестели, она оживленно жестикулировала, и Иван Иванович вдруг понял, что давно не видел жену такой — воодушевленной, полной энергии и энтузиазма.
— Я не знал, что тебе так нравится петь, — сказал он, когда она сделала паузу.
— Потому что ты никогда не спрашивал, — без упрека ответила Анастасия Семёновна. — За два года, что я хожу на хор, ты ни разу не поинтересовался, чем мы там занимаемся. И ни разу не пришел на концерт.
— Прости, — искренне сказал Иван Иванович. — Я был невнимательным. Но теперь все изменится. Обещаю.
— Посмотрим, — она улыбнулась, но в глазах еще читалось сомнение.
После ресторана они гуляли по набережной, держась за руки, как молодожены. И хотя Анастасия Семёновна не сказала, что вернется домой, Иван Иванович чувствовал — лед тронулся.
Вечером он проводил ее до Людмилинного дома.
— Спасибо за чудесный день, — сказала Анастасия Семёновна, стоя у двери.
— Это тебе спасибо, — ответил он и неожиданно для себя добавил: — Знаешь, я вспомнил, как мы познакомились. Как я увидел тебя в синем платье на институтском вечере. Подумал еще — такая красивая, наверняка уже занята…
— Ты помнишь, — в ее глазах мелькнуло удивление. — А я думала, ты забыл.
— Я многое забывал, — признался Иван Иванович. — Но не это. Никогда не забывал, как ты красива в синем.
Он наклонился и мягко поцеловал ее. Не так, как они целовались в последние годы — мимоходом, по привычке. А так, как когда-то в молодости — нежно, трепетно, словно боясь спугнуть чудо.
— До завтра? — спросил он, отстраняясь.
— До завтра, — кивнула она, и в ее глазах он увидел искры той самой девушки в синем платье, которую полюбил тридцать лет назад.
Каждый день следующей недели Иван Иванович делал что-то особенное для Анны — то приносил цветы, то приглашал в театр, то просто звонил среди дня, чтобы спросить, как она. И с каждым днем лед в ее глазах таял все больше.
А через неделю Анастасия Семёновна позвонила сама.
— Я собрала вещи, — сказала она без предисловий. — Можешь приехать за мной?
— Сейчас буду, — он не мог скрыть радости. — Через двадцать минут.
По дороге он купил еще один букет — на этот раз роз. И когда Анастасия Семёновна села в машину, протянул ей цветы.
— Я так рад, что ты возвращаешься, — сказал он, глядя ей в глаза. — Обещаю, все будет по-другому.
— Я знаю, — она улыбнулась и погладила его по щеке. — Иначе я бы не вернулась.
Дома, когда они разбирали ее вещи, Иван Иванович нашел в чемодане листок бумаги.
— Что это? — спросил он, разворачивая сложенный вчетверо лист.
— Это список, — ответила Анастасия Семёновна, забирая у него бумагу. — Я написала все, что хотела бы изменить в нашей жизни. Все, о чем мечтала, но боялась сказать. Но знаешь, — она с улыбкой скомкала листок, — кажется, он больше не нужен. Ты и так все делаешь правильно.
— Я люблю тебя, — сказал Иван Иванович, обнимая жену. — И всегда любил. Просто… забывал говорить об этом.
— Больше не забывай, — она прижалась к нему. — Никогда.
В эту ночь они спали в обнимку, как молодожены. И Иван Иванович, засыпая, думал о том, как много он мог потерять из-за своей невнимательности. И как счастлив, что судьба дала ему второй шанс.
А утром их разбудил звонок Ольги.
— Папа, ты не видел маму? — голос дочери звучал обеспокоенно. — Звоню ей, а она трубку не берет…
— Видел, — усмехнулся Иван Иванович, глядя на спящую рядом жену. — Она дома. Со мной.
— Дома? — удивилась Ольга. — Вы помирились?
— Да, — он улыбнулся. — И знаешь, что я понял? Иногда нужно потерять что-то, чтобы понять его ценность. Она ушла без предупреждения… но вернулась, и теперь я сделаю все, чтобы она никогда больше не захотела уйти.
