— Ты ему не жена! — выкрикнула Нина Сергеевна так резко, что чашка в руках Алины задрожала. — Не жена, поняла?! Просто случайный человек, который прижался к мужу, а права качаешь!
— Нина Сергеевна, что вы такое говорите? — растеряно пробормотала Алина, осторожно поставив чашку на блюдце. — Мы с Максимом уже пять лет вместе…
— Вместе? — фыркнула свекровь, поправляя на голове тугой пучок. — Штамп в паспорте есть? Нет! Значит, и прав никаких! Вот приедет моя Лариса, тогда посмотрим, кто тут хозяйка в доме!
Алина молча собирала посуду. Руки слегка дрожали, но она старалась не показывать, как больно ей от этих слов. Пять лет она ухаживала за больным Максимом после инсульта, пять лет терпела колкости его матери, а теперь…
— Лариса — это его бывшая жена, да? — тихо спросила Алина, не поднимая глаз.
— Не бывшая, а настоящая! Они официально разводиться не успели, просто разъехались из-за глупых ссор. А теперь она возвращается, чтобы ухаживать за мужем. Как положено порядочной женщине!
Входная дверь хлопнула, и в прихожей послышались знакомые шаги. Максим вернулся с прогулки. Алина быстро вытерла руки полотенцем и вышла ему навстречу.
— Как дела? Не устал? — спросила она, помогая ему снять куртку.
— Да нормально всё, — буркнул Максим, отводя взгляд. — Мам, ты Алине сказала?
Нина Сергеевна торжественно кивнула.
— Сказала. Пусть знает, к чему готовиться.
Алина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Максим, о чём речь? — её голос прозвучал дрожащим.
Он неловко переминался с ноги на ногу.
— Понимаешь, Лариса вернётся. Она звонила. Хочет попробовать снова. Мы ведь с ней… мы были женаты…
— Были? — Алина вдруг увидела перед собой трещину в зеркале собственной жизни. — А я кто тогда? Кто тебя выхаживал после инсульта? Кто каждый день давала таблетки, водила в санаторий, терпела от тебя вспышки злости?
— Алина, не начинай, пожалуйста…
— Не начинай?! — она повысила голос. — Я пять лет отдала! Работу бросила, чтобы сидеть за тобой, как за ребёнком! А теперь? Выбрасываешь меня, как старую тряпку?
Нина Сергеевна презрительно скрестила руки на груди.
— Вот именно! Кто тебя просил жертвовать? Сама напросилась, сама и уходи!
Максим болезненно поморщился.
— Мам, не надо так. Алина… она многое для меня значит.
— Значит? — горько рассмеялась Алина. — Если значит, то почему выгоняешь?
— Не выгоняю! Просто Лариса — это моя жена. Официально. И у неё есть права…
— А у меня их нет, да? — Алина села на стул, внезапно почувствовав усталость. — Значит, всё зря. Все эти бессонные ночи, когда у тебя давление скакало. Все эти годы…
В комнате повисла тяжёлая тишина. Максим стоял посередине, словно разрываясь между двумя женщинами. Нина Сергеевна с видом победительницы изучала свои ногти.
— Мне собираться? — спросила Алина.
— Да не сразу… — пробормотал Максим. — Подумай, может, снимёшь себе квартиру… Времени достаточно.
— Времени? — Алина встала. — А когда твоя жена приедет?
— Послезавтра, — тихо ответил он.
— Понятно. Значит, у меня есть день, чтобы исчезнуть из твоей жизни.
Она пошла в спальню — в их общую спальню, где они вместе проводили пять лет. Достала из шкафа старый чемодан, который дарил Максим в годовщину. Тогда казалось, что впереди у них целая жизнь.
Алина начала складывать вещи. Просто брала с полки блузку, сворачивала, убирала в чемодан. Потом ещё одну. И ещё.
— Алина, — в дверях появился Максим. — Ты не думай, что я тебя не ценю…
— Не надо, — оборвала она. — Не оправдывайся. Просто скажи честно: ты меня любил хоть раз?
Он молчал так долго, что это молчание стало ответом.
— Я думал, что любил, — наконец произнёс Максим. — Но когда Лариса позвонила… Я понял, что был просто привязан к тебе. Как к сиделке.
Алина остановилась, держа в руках его любимую рубашку, которую вешала каждые выходные.
— Как к сиделке, — повторила она. — Значит, так.
— Алина, пожалуйста, не делай из меня чудовище…
— А я не делаю. Ты сам себя сделал.
Она отложила рубашку обратно в шкаф. Не её это вещь, не будет она забирать чужое.
— Мне нужно кое-что сказать твоей матери, — Алина прошла в гостиную.
Нина Сергеевна сидела в кресле, делая вид, что читает газету, хотя не сводила с неё глаз.
— Нина Сергеевна, — спокойно произнесла Алина. — Вы победили. Но помните: когда вашему сыну снова станет плохо, когда давление будет скармливать по ночам, когда нужно обратиться к врачу — звоните своей драгоценной Лариске. Может, она приедет. А может, и нет. У неё ведь теперь своя жизнь.
— Не твоё дело! — огрызнулась свекровь.
— Моё дело кончилось. — Алина взяла со стола ключи от квартиры. — Вот. Больше мне здесь нечего делать.
Максим вышел из спальни, услышав звон ключей.
— Алина, куда ты пойдёшь? У тебя же негде жить…
— Найду. Не твоя забота.
Она взяла чемодан и направилась к двери. На пороге обернулась.
— Знаешь, Максим, я жалею не о том, что пять лет потратила на тебя. Я жалею о том, что не ушла раньше, когда поняла, что для тебя я просто удобство.
Дверь закрылась с тихим щелчком. Алина стояла на лестничной площадке, держа в руке тяжёлый чемодан, и не знала, куда идти. Соседская дверь приоткрылась, и выглянула Вера Викторовна.
— Алёнка? Что случилось?
— Да так, Вера Викторовна. Переезжаю.
— А куда же? Что-то случилось с Максимом Ивановичем?
— С ним всё хорошо. Жена к нему возвращается.
Вера Викторовна ахнула и распахнула дверь.
— Заходи, девочка. Рассказывай, что к чему.
Алина зашла в уютную квартиру, где пахло булочками и мятным чаем. Вера Викторовна усадила её за стол, поставила чашку.
— Рассказывай всё как есть.
Алина рассказала. Про пять лет, которые отдала чужому человеку. Про то, как верила в их будущее. Про то, как каждый день терпела колкости его матери, думая, что всё временно.
— Дура я, Вера Викторовна. Дура старая.
— Не дура, а добрая. Слишком добрая. — Вера Викторовна погладила её по руке. — Знаешь что, жильё у меня есть. Комната в подвале, сын в Китае. Поживи пока, до поисков.
— Вера Викторовна, да как же я могу…
— Можешь, можешь. А то что, на улице ночевать будешь? Давай чемодан, покажу.
Алина с благодарностью приняла предложение. В подвальной комнате Веры Викторовны было просто и уютно. Кровать, шкаф, старинный швейный станок у окна.
— Отдыхай, девочка. А завтра с утра в отдел лицензирования пойдёшь. На своих ногах стоять надо.
Оставшись одна, Алина села на кровать и впервые за весь день расплакалась. Не просто плакала, а рыдала, как не умела с детства. Слёзы за всё время, за обиду, за боль, за разочарование.
Через стенку доносились приглушённые голоса. Максим и его мать обсуждали приезд Ларисы. Алина невольно прислушалась.
— Пап, а может, я поторопился? — говорил Максим. — Алина ведь действительно много для меня сделала…
— Ерунда! — отрезала Нина Сергеевна. — Лариса — твоя законная жена. А эта… эта временно сидела, и хватит. Теперь всё будет как по закону.
— Но Лариса же уехала, когда мне стало плохо. Сказала, что не может смотреть на больного мужа…
— Молодая была, испугалась. А теперь повзрослела, одумалась. Вот и возвращается к семье.
Алина отошла от стены. Хватит подслушивать чужую жизнь. Теперь это действительно чужая жизнь.
Утром она проснулась от запаха шарлотки. Вера Викторовна хлопотала на кухне, напевая старую песню.
— Вставай, соня! Завтрак готов. А потом поедем в лицензирование, работу искать будем.
— Вера Викторовна, вы так добры ко мне…
— А кто же ещё будет добр, как не люди? Садись, ешь. Сил набирайся.
Они сидели за столом, пили чай, когда в коридоре послышался шум. Голоса, хлопанье дверей.
— Приехала, — тихо сказала Алина.
— Кто приехала?
— Его жена. Лариса.
Вера Викторовна покачала головой.
— Посмотрим, что из этого выйдет. А ты не слушай, не смотри. Твоя жизнь начинается заново.
Но не слушать было сложно. Голос Ларисы, строгий и любовный, звучал в коридоре.
— Максим, ты что, совсем дом запустил? И кто это всё готовил? Запах какой-то странный…
— Это Алина готовила, — тихо отвечал Максим.
— А где она? Я думала, она ещё здесь…
— Ушла вчера.
— Ну и правильно! Нечего чужим людям в семье жить, Нина Сергеевна, вы молодец, что её выгнали!
Алина стиснула зубы и отошла от стены. Вера Викторовна с сочувствием посмотрела на неё.
— Не слушай их. Пойдём лучше погуляем, воздухом подышим.
Они вышли во двор. Стоял весенний день, солнце пригревало, сирени пахли по-весеннему. Жизнь продолжалась.
— Знаешь, Вера Викторовна, а я часто думаю: а что, если бы не встретила Максима? Что, если бы жила своей жизнью?
— И что думала?
— Что, наверное, было бы лучше. У меня была работа, которую я любила. Подруги. Своя маленькая квартира. А я всё это бросила ради… чего? Ради иллюзии семьи.
— Не ради иллюзии. Ради любви. Просто любовь бывает разная. Твоя была искренней, а его… его не было вовсе.
Они шли по аллее, где уже листьямели деревья. Навстречу попался мужчина с собакой — доберманом с открытым ртом.
— Извините, — обратился он к Алине. — Вы не знаете, где здесь ветеринар? Мы тут новые, ещё не ориентируемся.
— Конечно, знаю. Вон за углом, на площади Ленина. Там большие вывески.
— Спасибо, девушка! — мужчина улыбнулся. — Меня Адиль зовут. А это Барсик. Мы из Казахстана переезжали.
— Алина. А это Вера Викторовна, моя… — она запнулась. Кто сейчас Вера Викторовна? Соседка? Подруга? — моя друг.
Они постояли ещё немного, поговорили о пустяках. Адиль оказался приятным, а Барсик — невероятно дружелюбным псом, который тёрся о её ноги, просил погладить.
— Нам пора, — сказал наконец Адиль. — Но мы ещё увидимся? Я здесь с Барсиком каждый день гуляю.
— Конечно, — улыбнулась Алина. — Мы тоже часто здесь бываем.
Когда они ушли, Вера Викторовна хитро подмигнула.
— Симпатичный парень. И собака добродушная. Это многое говорит о человеке.
— Вера Викторовна, да что вы такое говорите! — засмеялась Алина. — Мне сейчас не до этого.
— А когда будет до этого? Жизнь проходит, девочка. Нельзя всё время оглядываться назад.
Они вернулись домой к обеду. Из соседней квартиры доносился грохот посуды и крики.
— Что значит, денег на продукты?! — визжала Лариса. — Я же не умею готовить!
— Но я же не работаю сейчас, — оправдывался Максим. — Пенсия у меня 12 000 рублей… Платим кредит, осталось в мешке…
— Вот дурак! — фыркнула Лариса. — Ну и зачем ты её выгнал? Жила бы себе, содержала вас!
Алина почувствовала, как внутри что-то снова переворачивается. Не боль, не обида. Что-то другое. Освобождение, наверное.
— Слышишь? — тихо спросила Вера Викторовна.
— Слышу. И знаю, что, Вера Викторовна, мне даже смешно. Я думала, что потеряла любовь всей жизни. А оказывается, я просто избавилась от паразитов.
В дверь постучали. Вера Викторовна подошла открывать, а через минуту вернулась с озадаченным видом.
— Это к тебе. Максим Иванович.
Алина вышла в прихожую. Максим стоял у двери, мялся, не решаясь переступить порог.
— Алина, можно поговорить?
— Говори.
— Понимаешь… я тут подумал… может, мы поторопились? Может, не надо было так резко…
— Что именно не надо было?
— Ну… разрываться. Лариса, она… она не такая, как я думал. Может, мы с тобой ещё попробуем?
Алина долго смотрела на него. На этого человека, ради которого она пять лет отдала. Который сейчас стоит перед ней и просит о чём-то. О чём? О том, чтобы она вернулась содержать его и его семейство?
— Нет, Максим. Не попробуем.
— Но почему? Ведь мы же хорошо жили…
— Ты хорошо жил. За мой счёт. А я просто существовала. Разницу понимаешь?
— Алина, ну не будь такой… Лариса уедет, если что. Она же видит, что у нас денег нет…
— Конечно, уедет. Как только поймёт, что здесь нечего взять. И ты опять останешься один. Но без меня.
— А что мне делать?
— Не знаю. Это теперь не моя забота. Ты сам сказал, что я тебе не жена. Значит, и заботы мои тебе не нужны.
Дверь закрылась. Максим ещё немного постоял, потом шаги — медленные, неуверенные.
— Правильно сделала, — сказала Вера Викторовна. — А теперь иди руки умой, будем обедать. А потом пойдём в лицензирование, как договаривались.
Алина умылась холодной водой, посмотрела на себя в зеркало. Лицо осунувшееся, глаза грустные, но в них появилось что-то новое. Решимость, что ли.
— Вера Викторовна, а можно я у вас месяц поживу? Пока работу найду и квартиру сниму?
— Живи, сколько нужно. И не думай ни о чём плохом. Жизнь только начинается.
В лицензировании оказалось много вакансий для людей с её опытом. Соцработник в стационаре, сиделка в доме инвалидов, помощник социального работника.
— А что вас больше привлекает? — спросила сотрудница.
— Я хочу помогать людям. Но чтобы это была настоящая помощь, а не… — она запнулась. — Не мошенничество.
— Тогда вам подойдёт работа в хосписе. Там люди действительно нуждаются в помощи и заботе. И ценят каждое доброе слово.
Алина взяла направление. Работа в хосписе — это тяжело, но честно. Никого не обманываешь, никого не принуждаешь. Просто помогаешь людям в самые трудные моменты жизни.
Дома она рассказала Вере Викторовне о своём решении.
— Умница. Значит, недаром всё произошло. Теперь ты будешь работать там, где действительно нужна.
Вечером они сидели на кухне, пили чай. За стеной было тихо — видимо, Лариса с Максимом выясняли отношения шёпотом.
— Вера Викторовна, а вы не жалеете, что взяли меня к себе? Столько хлопот…
— Каких хлопот? Мне веселее стало. А то одинокая как старая перья. Сын в Китае, дочка за границей. Хорошо, что есть с кем поговорить.
— А у меня никого не было, кроме Максима. Подруги разбежались, когда я к нему переехала. Родители в Хабаровске. Я как в коконе была.
— Теперь выберешься из кокона. Станешь бабочкой, — засмеялась Вера Викторовна.
Они легли спать поздно, долго разговаривали о жизни, о планах, о том, что хорошего может принести завтрашний день. Алина заснула спокойно впервые за годы.
Утром её разбудил лай собаки во дворе. Она подошла к окну и увидела вчерашнего знакомого — Адиля с Барсиком. Они играли на газоне, мужчина бросал кольцо, а пёс радостно его приносил.
Алина быстро оделась и вышла во двор.
— Доброе утро! Как дела у Барсика? Добрались до ветеринара?
— Доброе утро! Да, всё хорошо, жаловались, что стерильный воздух в клинике. — Адиль улыбнулся. — А вы рано встаёте.
— На работу собираюсь. Вернее, на собеседование.
— Удачи! А куда, если не секрет?
— В хоспис. Буду помогать людям.
Адиль серьёзно посмотрел на неё.
— Это очень благородная работа. И очень тяжёлая.
— Я знаю. Но хочу попробовать.
— Обязательно получится. У вас добрые глаза.
Барсик подбежал к Алине, положил ей на колени лапы, заглянул в лицо. Она погладила его жёсткую шёрстку.
— Он вас понимает, — сказал Адиль. — Собаки чувствуют хороших людей.
— А плохих тоже чувствуют?
— Ещё как. Барсик, например, на моего бывшего повара всегда скулил. А тот потом оказался мошенником.
Они рассмеялись. Хорошо было стоять на утреннем солнце, гладить дружелюбную собаку, говорить с приятным человеком. Просто и естественно.
— Мне пора, — сказала наконец Алина. — Увидимся.
— Обязательно. Я здесь каждое утро с Барсиком.
Она пошла к автобусной остановке с хорошим настроением. Впереди — работа, которая учтёт её ценность. Новая жизнь. А позади — пять лет, которые она снова не считала потерянными. Они научили её не выпускать себя из-под контроля.
В автобусе она вспомнила слова Максима: «Ты ему не жена». Тогда эти слова резали, как кнутом. А теперь она думала: «И слава богу, что не жена. Жена — это когда взаимно. А тут была только я одна».
Автобус подъехал к остановке. Алина вышла, расправила плечи и пошла навстречу новому дню. Навстречу новой жизни, где она была не чужой, не временной сиделкой, а самой собой.
И это было прекрасно.
