Свобода в четырёх стенах
— Мама, ну хватит уже! — Света швырнула сумку на пол и повернулась к пожилой женщине, сидевшей в инвалидном кресле у окна. — Я же не ребёнок, сама решу, когда приходить!
— А я переживаю! — всхлипнула Лидия Ивановна, прижимая к груди платочек. — Ты же видишь, в каком я состоянии… Вдруг что случится, а я даже встать не смогу!
Света вздохнула, сняла куртку и повесила в шкаф. Три года назад мама сломала шейку бедра, и с тех пор их двушка стала для обеих и домом, и клеткой одновременно.
— Ладно, мам, я тебя понимаю. Но мне же работать надо, деньги зарабатывать. На твои таблетки, между прочим, — сказала она мягче, присаживаясь на диван рядом.
— Знаю, знаю… — Лидия Ивановна отвернулась к окну. — Просто страшно одной. Соседка Тамара говорит, можно сиделку нанять, но разве чужая так ухаживать будет?
Света посмотрела на мать и почувствовала привычную тяжесть в груди. В сорок три года она так и не вышла замуж, не родила детей, а теперь ещё и стала сиделкой. Каждое утро — подъём в шесть, завтрак для мамы, таблетки по часам, работа, беготня по поликлиникам и аптекам, вечером — ужин, процедуры… И так по кругу.
— А что Сергей говорил, когда звонил? — осторожно спросила Лидия Ивановна.
Света замешкалась. Сергей, её старый знакомый, звонил уже третью неделю подряд — звал в кино, на концерт, просто пройтись по парку. И каждый раз она отказывалась.
— Да так, по работе, — буркнула она.
— Врёшь, — неожиданно твёрдо сказала мать. — Думаешь, я не замечаю, как ты краснеешь, когда телефон звонит? И голос меняется.
Света встала, пошла на кухню ставить чайник. Конечно, мама права. Сергей нравился ей ещё со времён учёбы, но тогда у каждого была своя жизнь. А теперь он разведён, работает строителем, недавно вернулся в их город. И явно не просто так звонит.
— Мам, а помнишь, как ты мне в детстве рассказывала про бабушку Наталью? — крикнула Света с кухни.
— Какую ещё Наталью?
— Ну ту, что войну пережила, потом одна троих детей подняла. Ты говорила, она всегда повторяла: жизнь коротка, надо успеть пожить и для себя.
Лидия Ивановна замолчала. Света вернулась с чаем, поставила кружку на столик рядом с креслом.
— К чему ты это? — осторожно спросила мать.
— Да так… — Света села на подоконник, обхватив колени. — Иногда думаю, время идёт, а я всё в этих стенах.
— Значит, я тебе обуза, — горько сказала Лидия Ивановна.
— Нет, мам, не обуза. Но… Помнишь, как я мечтала в Москву съездить? В Третьяковку? Или хотя бы в наш драмтеатр сходить?
— Так поезжай! Кто тебе мешает?
— Мам…
— Что «мам»? Думаешь, я не понимаю? Сижу тут, как прикованная, и тебя приковала. Но я же не просила!
Света внимательно посмотрела на мать. В её глазах блестели слёзы, но было там что-то ещё — то ли обида, то ли злость.
— Мам, а тебе самой не скучно? По прежней жизни?
Лидия Ивановна медленно отхлебнула чай.
— Скучно. Очень. По работе скучаю, по подругам. Нина Фёдоровна звонила на днях, зовёт в гости, а я что ей скажу? На коляске, что ли, прикачу?
— А почему бы и нет? — неожиданно вырвалось у Светы.
— Как это «почему»? Ты с ума сошла? Меня по городу на коляске возить?
— А что такого? Мам, мы же живые люди. Ты думаешь, инвалидность — это приговор к четырём стенам?
Лидия Ивановна недоверчиво уставилась на дочь.
— Легко говорить…
— Давай попробуем! — Света вскочила с подоконника. — Завтра воскресенье. Поедем к тёте Нине! Она же на первом этаже живёт, ступенек нет.
— Света, что с тобой? Ты же всегда говорила, что некогда, дела…
— А может, я просто боялась? — призналась Света. — Боялась, что люди будут тыкать пальцем. Думала, тебе так будет проще.
Мать долго молчала, потом тихо спросила:
— Ты правда этого хочешь? Или из жалости предлагаешь?
— Хочу, мам. Хочу, чтобы мы обе перестали бояться жить.
На следующий день Света впервые за три года вывезла мать из дома. Коляска оказалась не такой тяжёлой, а прохожие в основном даже не оборачивались. Нина Фёдоровна встретила их со слезами:
— Лида, родная! Ну наконец-то! — обняла подругу прямо в коляске. — Я уж думала, ты меня забыла!
— Как же я тебя забуду, старая! — смеялась сквозь слёзы Лидия Ивановна. — Это я сама себя в четырёх стенах заперла.
Они просидели у Нины до вечера. ПиГлядя на мамины сияющие глаза, Света поняла, что настоящая свобода — это когда перестаёшь бояться быть счастливой, несмотря ни на что.
