Вот история, переделанная под русский колорит:
Дети моего мужа ненавидели меня всей душой. Так было с самого начала, и, казалось, так будет всегда. Но жизнь повернулась так, что мой муж, увидев их чёрствость, встал на мою сторону и преподал им урок, перевернувший всё с ног на голову. Этот урок заставил их поникнуть, извиниться и, в конце концов, протянуть мне руку.
Мой муж, Геннадий, — отец троих взрослых детей, всем уже за двадцать. Когда мы познакомились в тихом уголке под Сочи, он был словно призрак — прошло всего два года после смерти его жены. Он стал отцом слишком рано, а потом в одночасье остался один, с тремя детьми и невыносимой тоской. Мы встретились случайно, и через год он рискнул представить меня своей семье. Но с первого взгляда я поняла: меня здесь не ждут. Я была чужой, лишней в их жизни.
Мне 57, Геннадию — 47. Разница в возрасте стала для его детей камнем преткновения. Мы знали друг друга девять лет, четыре из которых были помолвкой. Всё это время я пыталась найти с ними общий язык, но каждый раз натыкалась на лёд и колкие слова. Я переехала к Гене только после того, как дети разъехались. Но даже редкие встречи превращались в пытку — они то и дело вспоминали мать, бросали косые взгляды, давая понять, что я захватчица, занявшая её место. Я твердила, что не пытаюсь заменить её, но мои слова словно улетали впустую.
Когда Гена сделал мне предложение, их поведение стало ещё хуже. Они язвили за спиной, отпускали обидные шутки, а я молчала, не желая усугублять ситуацию. Я знала, сколько боли пережила эта семья, особенно Геннадий, который тянул всё в одиночку — и работу, и дом. Он пахал, как лошадь, брал сверхурочные, чтобы дети ни в чём не нуждались. Даже когда они выросли, он продолжал слать им деньги, пытаясь залатать дыру, оставленную матерью.
Несколько недель назад мы расписались. Свадьба была тихой, в загсе, без лишней помпы. Дети Геннадия не пришли — сказали, что «есть дела поважнее». Мы не расстроились: этот день был для нас, а не для них. Сэкономленные рубли мы вложили в мечту — медовый месяц в Турции. Это был наш рай: ласковое море, золотой песок, уютная вилла, где мы наконец-то могли расслабиться.
Но через два дня в дверь постучали. Все трое его детей — Артём, Света и Даша — стояли на пороге. «Пап, мы так соскучились!» — лицемерно защебетали они. А потом Света, наклонившись, прошипела мне в ухо: «Думала, от нас сбежишь?» Я онемела, но решила не портить момент. Мы показали им виллу, я заказала ужин, Гена налил вина — старались держаться, быть вежливыми. Но их план был куда хуже.
Я едва не уронила бокал, когда Артём, глядя мне прямо в глаза, бросил: «Ты, старая 57-летняя мегера! Всё ещё веришь в сказки? Эта вилла не для тебя. Мы её забираем, а вы с папкой катитесь в ту дешёвую гостиницу!» У меня задрожали руки, но я сдержалась: «Пожалуйста, не разрушайте это для нас с вашим отцом. Дайте нам хоть немного покоя.» Даша криво усмехнулась: «Покой? Ты его не заслужила! Ни папу, ни этот отдых! Убирайся!»
И вдруг — звон разбитого стекла. Геннадий стоял в дверях, красный от гнева, с кулаками. «ВЫ СОВСЕМ ОХРЕНЕЛИ?!» — его голос гремел, как ураган, я никогда не слышала его таким. Дети остолбенели, словно их громом поразило. «Я отдал вам всё! Вкалывал, как раб, кормил вас, а вы мне так платите? Оскорбляете мою жену на нашем медовом месяце?!» — он шагнул вперёд, и в его взгляде пылала ярость.
Они залепетали оправдания, но он отрезал: «Всё! Я устал от вашей наглости! Думали, я не вижу, как вы её гнобите? Молчал, надеялся, что одумаетесь, но хватит!» Он схватил телефон, набрал номер. Через минуту подошла охрана. «Выведите их. Они здесь больше не гости», — бросил Гена ледяным тоном. Дети кричали, цеплялись, но их увели — на их лицах застыл ужас и стыд. «Больше ни слова против неё. Это ваш последний шанс!» — крикнул он им вслед.
В тот же час Геннадий позвонил в банк и отключил все их карты. Годы они сидели на его шее, купались в роскоши, а теперь остались с пустыми карманами. Он сказал: «Пора на свои ноги вставать. За всё придётся отвечать.»
Следующие месяцы дались им тяжело. Без отцовских денег пришлось искать работу, крутиться, как белка в колесе. Но время сделало своё — они начали понимать, что натворили. Однажды вечером раздался звонок. Все трое, дрожащими голосами, сказали: «Пап, прости. Мы были неправы. Можно начать заново?» Гена посмотрел на меня, и я увидела слёзы в его глазах. «Можно, — тихо ответил он. — Всегда можно.»
Так, шаг за шагом, они вернулись. Твёрдость Геннадия спасла наш медовый месяц и выбила из них дурь. Путь был непростым, но он невероятным образом сблизил нас. Теперь в их глазах я вижу не злость, а робкую надежду — и ради этого стоило пройти через всё.
